Это было в августе 2015 года, когда Европа стала свидетелем крупнейшего перемещения населения со времен окончания Второй мировой войны. В течение следующих нескольких месяцев в ЕС прибыло более миллиона человек, вынужденных покинуть свои дома из-за насилия в Сирии, Афганистане, Ираке и других странах.
Я был свидетелем прибытия беженцев на Лесбос и встретил Париса Лаумиса, когда он помогал измученным просителям убежища возле своего отеля. „Я горжусь тем, что мы сделали тогда“, — говорит он мне. Вместе с международными волонтерами он предоставлял прибывающим еду и одежду.
Сегодня на пляже тихо. Просителей убежища нет. Но Парис обеспокоен. Он считает, что возможен новый кризис. В связи с ростом числа мигрантов, прибывающих в летние месяцы, министр по делам миграции Греции предупредил о риске „вторжения“ тысяч людей из таких стран, как Судан, Египет, Бангладеш и Йемен.
„Конечно, я беспокоюсь. Я вижу страдания людей. Сюда они не приезжают, но мы видим это на Крите (крупнейшем острове Греции), куда люди прибыли. Так что вполне возможно, что из-за войн сюда приедет еще больше людей“.
В 2015 году я был свидетелем того, как просители убежища садились на паромы, шли в жару по железнодорожным путям, через кукурузные поля, по проселочным дорогам и вдоль автомагистралей, продвигаясь через Балканы и далее в Германию и Скандинавию.
Число прибывших в Германию увеличилось с 76 000 в июле до 170 000 в августе. В последний день августа канцлер Ангела Меркель заявила „wir schaffen das“ — „мы сможем“, что многие интерпретировали как желание принять беженцев с распростертыми объятиями.
„Германия — сильная страна, — сказала она. — Основание при решении этих вопросов должно быть таким: мы уже так много достигли — мы сможем! Мы сможем, и если что-то стоит на нашем пути, это нужно преодолеть, над этим нужно работать“.
Но бурные эмоции того лета, когда толпы людей приветствовали просителей убежища вдоль дорог на север, сегодня как будто из совсем другого времени.
То оптимистичное заявление вскоре обернулось для Меркель политическим бременем. Политические оппоненты и некоторые европейские лидеры считали, что эти слова притягивают просителей убежища в ЕС. В течение двух недель — из-за наплыва просителей убежища — канцлер была вынуждена ввести контроль на границах Германии.
А спустя 10 лет опасения по поводу миграции стали одной из главных политических проблем во многих европейских странах. Причины этого явления сложны и варьируются от страны к стране, но опасения по поводу безопасности, экономические трудности и разочарование в правящих партиях сыграли важную роль в формировании отношения к тем, кто приезжает в Европу, спасаясь от войны, голода и разрухи.
Это способствовало росту популярности ультраправых партий и заставило центристские и даже левые партии спешно вводить меры контроля над миграцией, опасаясь поражения на выборах от правых популистов. По данным лондонского Института международных отношений „Атлас“ (аналитического центра), поддержка крайне правых партий в Европе почти удвоилась за два избирательных цикла и достигла 27,6%.
С 2015 года, когда, по данным УВКБ ООН, более миллиона человек прибыли в Европу в поисках убежища, количество прибывающих резко сократилось. Но с 2016 года среднее количество людей, прибывающих в Европу, по-прежнему составляет около 200 000 человек в год. В этом году было зарегистрировано в общей сложности 96 200 просителей убежища.
Могут ли новые жесткие меры контроля реально сократить число людей, пытающихся попасть в Европу? Или глобальные конфликты и экономическая безысходность делают неизбежным их поток, где-то больше, где-то меньше, но непрерывный?
Жесткая позиция Венгрии
В Венгрии крайне правое правительство премьер-министра Виктора Орбана приняло одно из самых жестких решений в отношении миграции. В сентябре 2015 года я был свидетелем того, как вдоль границы с Сербией венграми возводился первый забор, и видел, как сотни людей пытались перебраться в ЕС, прежде чем им перекроют путь.
На этой неделе в Будапеште я встретился с министром по делам ЕС Яношем Бокой, сказавшим, что подход Венгрии оправдывается ограничительными мерами, которые сейчас вводятся в Великобритании, где правительство планирует усложнить беженцам возможность привезти в страну членов своих семей, а также в таких странах, как Ирландия, Дания и Швеция.
„Мы чувствуем, что наша позиция оправдала себя — не только из-за того, что происходит в других странах Европы. Это, конечно, также признак того, что 10 лет назад мы выбрали правильный путь, и теперь мы видим, что большинство стран делает то, что мы делали в течение последних 10 лет“.
Венгрия немедленно возвращает людей, которые прибывают на границу без разрешения на въезд. Они могут подать заявление о предоставлении убежища только в столице Сербии Белграде или в Киеве в раздираемой войной Украине.
Адвокат по правам человека Тимеа Ковач говорит, что фактически это делает невозможным въезд в ЕС через Венгрию. „По сути, нет законного способа въехать на территорию Венгрии в качестве беженца“, — утверждает она.
В результате Евросоюз штрафует Венгрию на миллион евро в день за нарушение обязательств перед просителями убежища в соответствии с европейским законодательством. Министр по делам ЕС Бока заявляет, что страна не собирается менять свою политику: „Если это цена, которую мы платим за защиту наших границ и поддержание мира и стабильности в Венгрии, то эта цена стоит того“.
Но даже такие ограничительные меры не смогли полностью остановить поток просителей убежища.
Австрийская полиция сообщила Би-би-си, что ежедневно выявляет от 20 до 50 человек, пытающихся незаконно въехать в страну из Венгрии. И это только те, кого удается обнаружить.
„Просто большой цирк“
Я съездил на границу с Сербией с группой венгерских патрульных. Мы съехали с асфальтированной дороги и последовали за патрулем по грунтовой дороге в лес. Деревья сформировали естественный туннель. Яркий солнечный свет сменился тенями. Мужчины в автомобиле перед нами были вооружены ружьями.
Одетые в камуфляжную форму Сандор Надь и Эрик Молнер — добровольцы, которым государство платит за патрулирование венгерской стороны границы с Сербией.
„Я чувствую печаль и гнев, а больше всего — беспокойство по поводу того, что нас ждет впереди“, — говорит Сандор. Он считает, что Европа не способна остановить людей, пересекающих ее границы. „Честно говоря, то, что мы здесь видим, — это просто большой цирк. Охрана границы здесь — это в основном шоу, политический спектакль“.
Мы выходим на поляну, где возвышается четырехметровый пограничный забор, увенчанный колючей проволокой и оборудованный датчиками и камерами.
„Они просто разрезают его, и группы людей врываются сразу в нескольких местах — так происходит уже много лет“. Проблема, по его мнению, заключается в организованной преступности, которая постоянно опережает ответные действия властей: „Этот забор в долгосрочной перспективе никого не останавливает… Он замедляет поток, но не может его остановить“.
Множество нарушений
По данным Организации Объединенных Наций, с ростом торговли людьми выросло и количество случаев нарушений прав человека. Торговцы людьми оставляют их в пустыне Сахара, другие заталкивают на небезопасные утлые лодки. Некоторым из тех, кому удается проскользнуть, приходится в итоге возвращаться в пустыню, куда их выгоняют местные силы безопасности.
За последние 10 лет попытка добраться до Европы стоила жизни более чем 32 000 человек, в том числе 1300 человек погибли или пропали без вести в этом году.
По данным Международной организации по миграции ООН, „большая часть этого происходит в условиях почти полной безнаказанности“.
Лето 2015 года было не только летом гостеприимства. Оно вызвало стремительные изменения в подходах нескольких европейских государств. Речь идет не только о возведении забора в Венгрии: например, в Хорватии развернули спецназ, а в Словении мигрантов стали задерживать.
К марту 2016 года — через полгода после заявления Меркель — ЕС договорился с Турцией, чтобы воспрепятствовать проникновению мигрантов в Грецию и Болгарию.
С тех пор ЕС заключил соглашения с такими странами, как Марокко, Тунис, Ливия и Египет, чтобы предотвратить использование их территорий в качестве отправных точек для переправки мигрантов в Европу.
В настоящее время уже насчитывается множество хорошо задокументированных случаев, когда полиция и береговая охрана выдворяют просителей убежища за пределы ЕС. В январе прошлого года Европейский суд по правам человека признал Грецию виновной в незаконном и „систематическом“ выдворении просителей убежища в Турцию.
Герасимос Цурапа, профессор международных отношений Бирмингемского университета, описывает политику передачи вопросов убежища на аутсорсинг как радикальное изменение для Европы: „Идея, что миграцию можно использовать для получения денег, помощи или других уступок, которая в 2016 году была довольно исключительной для Европы, теперь стала нормой. Миграционная дипломатия заразна. Как только сделка заключена, эта логика распространяется“.
Тут есть и парадокс, говорит он: „Мы ограничиваем предоставление убежища, мы закрываем границы, но нам также нужно найти трудовых мигрантов, чтобы восполнить нехватку рабочей силы и помочь нашей национальной экономике“.
Меняющаяся Швеция
Постоянная обеспокоенность общественности привела к росту поддержки ультраправых партий по всему ЕС, даже в таких странах, как Швеция, всегда гордившаяся своим гостеприимством в отношении бежавших от преследований. Ультраправая партия „Шведские демократы“ набрала 20,5% голосов на всеобщих выборах 2022 года, став второй по величине партией в стране. В обмен на поддержку коалиционного правительства меньшинства они добились того, что значительная часть их антимиграционной платформы вошла в политику правительства.
Воссоединение семей мигрантов стало более сложным, как и условия для получения постоянного вида на жительство, а квоты на предоставление убежища существенно сократились.
В заключительной части своего путешествия я посетил город Карлстад на западе Швеции, расположенный на берегу реки Кларельвен, самой длинной водной артерии Скандинавии.
44-летний сирийский беженец Абдулменем Альсатуф вспоминает, как его принимали здесь в 2015 году.
По его словам, ситуация изменилась. „Вначале люди относились к нам очень хорошо. Но через несколько лет — и после смены правительства — все изменилось. Они стали более расистски настроенными“. Он приводит примеры расистских оскорблений, в том числе случай, когда один из соседей оставил игрушечную свинью у дома этой набожной мусульманской семьи.
Я впервые встретил Абдулменема и его семью 10 лет назад, когда они пытались добраться до Европы из Турции. Я помню, как они надеялись на новую жизнь. Теперь его жена Нур говорит, что предпочла бы быть в Сирии. „Они смотрят на нас, как будто мы приехали сюда только для того, чтобы забрать их деньги или жить за счет их помощи. Но это неправда. Когда я впервые приехала, я два года учила шведский, выучила язык, закончила школу. Затем я пошла работать — уборщицей, поваром, няней. Я плачу здесь налоги, как и все остальные. Я часть этого общества“.
Почему шведское общественное мнение по вопросу миграции сместилось вправо? Одной из причин, наиболее часто упоминаемых в местных СМИ и политиками, является преступность, в частности — рост организованной преступности, в которой замешаны молодые люди, совершающие крайне жестокие преступления. С 2013 года уровень преступности с применением огнестрельного оружия в стране вырос более чем в два раза.
В статистке преступности люди, родившиеся за границей, и их дети, выросшие уже в Швеции, представлены непропорционально широко. Но министерство иностранных дел Швеции предостерегает от упрощений. Оно заявляет, что причины этого — низкий уровень образования, безработица, социальная сегрегация и травмированная психика беженцев, а не сам факт миграции.
Возле местного музея культуры я встретил 46-летнего Даниэля Хессарпа — он и его ученик красили стены. Хессарп — один из тех 60% шведов, которых, согласно опросам общественного мнения, беспокоит рост преступности. „Мы видим статистику преступлений, кто их совершает и так далее. Так что ответ очевиден. Раньше в Швеции такого не было“.
Его 20-летний подмастерье Тео Бергстен сказал, что не против иммиграции, потому что „ты учишься у них, они учатся у тебя… так что это тоже очень хорошо“. Но, по его словам, рост преступности — это „печальная часть“ этой истории.
Мария Моберг, преподаватель социологии в Университете Карлстада, говорит, что благодаря социальным сетям ультраправые идеи процветают и находят новую поддержку среди тех, кто чувствует себя исключенным из общества.
„[Политики партии]Шведские демократы очень открыты [в этом вопросе] — они не хотят никаких просителей убежища. На самом деле они хотят, чтобы эти люди покинули Швецию. И все правительство как бы задает тон, делая страну враждебной. Сейчас не быть гостеприимным [стало] более приемлемо“.
Могилы с надписью „Неизвестный“
Вернувшись на Лесбос, я посетил место, которое изучил за много лет освещения вопросов миграции в этой стране. Примерно в 30 минутах езды от аэропорта Митилини, посреди оливковых рощ, находятся могилы просителей убежища, погибших в попытке добраться сюда или в лагерях беженцев, созданных после 2015 года. Многие могилы просто обозначены как „Неизвестный“ — это последнее пристанище тех, кто верил, что Европа предложит им лучшую жизнь.
Во время своего последнего визита я обнаружил три свежих могилы и еще одну пустую, ожидающую захоронения. Это отрезвляющее напоминание о том, что отчаявшиеся люди будут продолжать попытки добраться до Европы, несмотря на огромные риски.
В этом году количество просителей убежища, обнаруженных при попытке добраться до Европы, сократилось на 20%. Цифры могут меняться, но глобальные кризисы, вызывающие миграцию, никуда не исчезнут. Это фундаментальная проблема для политиков, независимо от того, какая партия находится у власти.