Владислав Иноземцев: Запад более уязвим перед большой войной, чем 85 лет назад

Наша современность неразрывно связана с бурным развитием технологий, глобальной экономикой и геополитическими противоречиями. Все эти факторы накапливаются и создают напряженную атмосферу в мире, которая постепенно приобретает очевидные признаки приближающейся войны. Однако, вопрос возникает — какая именно война будет следующей? Возможно, это будет Третья мировая война, полна открытых военных конфликтов и массового разрушения. Или же это будет Вторая «холодная» война, где присутствует глобальная напряженность, но военные действия не разворачиваются открыто.
В такой ситуации, нам необходимо быть особенно бдительными и миролюбивыми, а также научиться применять дипломатические инструменты для предотвращения возможных вооруженных конфликтов. Пока что, будем надеяться на то, что человечество сможет найти путь к мирному сосуществованию и избежать новых столкновений. Ведь только в мире каждый человек может реализовать свой потенциал и стремиться к процветанию и благополучию.

1 сентября исполнилось 85 лет со дня на­чала Второй мировой войны. В последнее время многие эксперты и политики говорят о высокой вероятности нового военного столкновения, в котором Россия может сыграть роль основного оппонента западного мира. Разрабаты­ваются планы обороны европейских стран, формулируются стратегии раз­вития военной промышленности, обсуждаются концепции противостояния информационным и кибератакам противника. Все эти обсуждения ведутся с изрядной долей оптимизма, основанного в том числе и на том, что прежде западный мир убедительно выигрывал войны – как „холод­ные“, так и обыч­ные, а самые опасные его противники (которыми порой становились и стра­ны, культурно и исторически ему близкие, но попавшие под влияние безум­ных идеологем) если и не оставались на свалке истории, то попадали, скажем так, в большой исторический recycling. Между тем, мне кажется, что если но­вое противостояние случится, события могут пойти по менее благоприятному сценарию – причём не столько из-за большей мощи противников западного мира, сколько вследствие существенного изменения его самогó.

На мой взгляд, можно отметить как минимум три группы факторов, от­личающих современные западные общества от тех, которые противостояли глобальному „the Rest“ в предшествующие столетия – с начала Нового време­ни и вплоть до распада коммунистической системы.

Первая касается, если так можно сказать, отношения к рискам. В послед­ние пятьсот лет западная цивилизация и её элиты были самыми отчаянными risk takers, каких только знал мир. Они раздвинули границы мира, соверши­ли великие географические открытия, завоевали и поставили под свой конт­роль огромные территории – причём сдела­ли это, располагая гораздо мень­шими человеческими ресурсами, чем их про­тивники.

Крупнейшие европей­ские страны с XVII и вплоть до начала ХХ века оставались основными ис­точниками эмиграционных потоков (за 1846-1924 годы Западную Европу по­кинули более 25% людей, населявших её на на­чало данного периода, а миграционные потери Великобритании оцениваются в 41% её исходного населения, при­чём переселенцы направлялись в страны, жизнь в которых была более непредсказуемой, чем в их родных местах – но демографические тренды компенсировали любую эмиграцию.

Са­ма же Ев­ропа несколько столе­тий нахо­дилась в состоянии практически перманентных войн, а когда они стали ме­нее частыми, число их жертв увеличилось много­кратно. Даже если война и не была для европейцев естественным состояни­ем, она оставалась важной общественной функцией, а военная элита высту­пала неотъемлемой частью социальной верхушки. Экономика и государст­венные бюджеты были серь­ёзно ориентированы на обеспечение нужд армий (можно вспомнить, что на­кануне Французской революции на данные цели уходило около половины расхо­дов королевской казны, а в начале ХХ века эта доля в Германии, Франции и Велико­британии составляла 28-40% [в годы Пер­вой мировой войны – соответственно 91, 77 и 49%]).

Имперская приро­да ев­ропейских держав пред­полагала продолжительные колониальные вой­ны, что позволяло западным людям знакомиться с образом жизни других народов и рассматривать навя­зывание им своих социальных моделей как должное: в этом контексте прош­лые столетия совершенно справедливо считают­ся временем не столько гло­бализации, сколько вестернизации. В результате, в за­падном сознании сфор­мировался образ исторической миссии, воспитыва­лось ощущение нормаль­ности рисков, складывалось определённое отношение к насилию как допустимому инструменту достижения поставленных целей.

За последние восемьдесят лет многое изменилось. В годы „холодной вой­ны“ и общества массового потребления сложились условия для отторжения любой политики, которая могла бы привести к серьёзному снижению уров­ня жизни, а на фоне распада колониальной системы вызрело отношение к остальному миру как к пространству, вмешательство в жизнь которого бес­смысленно и излишне. Крах Советского Союза и пресловутый „конец исто­рии“ радикально укрепили эти представления: впервые победа над опасным противником была одержана в мирном, а не военном соперничестве – и это не могло не наложить отпечаток на все стороны жизни западных обществ. В промежутке между 1985 и 2000 годами суммарные военные рас­ходы стран-чле­нов НАТО сократились более чем на 30% в постоянных ценах и упали в среднем с 4,70 до 2,43% их совокупного ВВП, а появле­ние людей с серьёзным военным бэкграундом во главе европейских стран, ве­сьма обы­чное вплоть до 1960-х годов, стало невиданным явлением (избранный в про­шлом году пре­зидент Чехии является тут по­чти единственным исключением).

С 1990 по 2013 год 24 европейских страны отменили всеобщую воинскую обя­занность и по иронии судьбы, она сейчас сохраняется лишь в двух странах Западной Европы, которые десяти­летия назад объявили себя нейтра­льными государствами – в Швейцарии и Австрии. Готовность к риску и мо­билизации минимальны – в то время как в основных незападных странах по­следние десятилетия прошли в активной ремилитаризации (военные расхо­ды Китая с 2000 года выросли в 13,2 раза в долларовом исчислении, России – в 12,7 раза, про Северную Корею я и не говорю) и индокт­ринировании собственного насе­ления с целью привития ему мысли о нормальности войны и насилия. Таким образом, не будет большим преувеличением счи­тать, что если сто лет назад в крупных противостояниях сходились страны с относительно схожим отно­шением к во­енному конфликту, его допустимости и готовности к учас­тию в нём, то сей­час позиции Запада и его противников отличаются всё более ра­дикально.

Вторая группа факторов может быть условно названа экономической. Ес­ли обратить внимание на историю западного мира за последние пятьсот лет, станет ясно, что он никогда не оказывался зависимым от стран и территорий, находившихся вне его политического контроля (такая зависимость закон­чи­лась вместе со средневековыми торговыми республиками). Ещё более за­метным этот момент оказывается, если мы обратим внимание не на сырьевые ресурсы, а на индустриальный потенциал: все основные западные страны в течение столетий оставались крупнейшими производителями и экспортёра­ми индустриальной продукции (к концу Второй мировой войны на США при­­ходилось более половины мирового промышленного производства). Ввиду того, что ос­новой западного доминирования были инновационность и технологические достижения, ос­тальной мир мог в лучшем случае надеяться на догоняю­щее разви­тие, кото­рое не может принести устoйчивого лидерства.

Огромные империи Британии и Франции побе­дили Германию в Первой мировой войне; бесконечные ресур­сы США в коне­чном счете обеспечили перевес союзникам во Второй миро­вой; экономиче­ские возможности объединённого Запада не оставили СССР ни одного шан­са в „холодной войне“. На протяжении всех последних столе­тий Запад был единственным в мире нетто-экспортёром технологий и ка­питала; по его ре­шениям и за его счёт была проведена успешная индустри­ализация десят­ков стран, в то время как альтернативная модель, советская, ос­тавила по миру в основном бесполезные индустриальные руины. Ситуация стала меняться в 1960-е годы, когда деколонизация сократила контролируе­мую Западом ресурсную базу, а Советский Союз стал энергетической сверх­державой, но настоящая революция произошла после завершения „холод­ной войны“.

С 1970 по 2005 год энергетическая зависимость США и европейских стран от остального мира выросла с 20-25 до более чем 50%. Стремление к росту прибылей привело к переносу массы производств из западных стран на периферию и к росту зависимости от импорта промышленных товаров: за те же годы объём такого импорта из-за пределов Канады и ЕС в США вырос более чем в 20 раз, до $2.2 триллиона в год. Расширение торговых дефицитов привело, в свою очередь, к накоплению в незападных странах огромных ка­питальных излишков и кредитованию из них США и стран ЕС. В последние же десять-пятнадцать лет главным фактором зависимости стал ускоренный прогресс технологий в развивающихся странах – не в последнюю очередь обусловленным масштабным промышленным шпионажем и недобросовест­ной конкуренцией со стороны Китая (то, в какой степени в России начиная с 2022 года были разрушены все каноны соблюдения прав интеллектуальной собственности, показывает лишь то, как к ней хотели бы относиться власти и бизнес остальных незападных государств).

Так или иначе, к концу первой четверти XXI века западный мир оказался в невиданной степени зависимым от своих потенциальных противников (даже „зелёная революция“, иниции­рованная Западом для собственной самодоста­точности, оборачивается сей­час новыми сложностями, так как запасы многих критически важных эле­ментов, необходимых для новых технологических ре­шений, также находятся на мировой периферии). Последним важным обсто­ятельством является и современный масштаб незападных рынков, отказаться от которых для мно­гих западных компаний сродни самоубийству. Сегодня, нравится это кому-то или нет, разорвать экономические отношения Запада даже с одной враж­дебной страной куда сложнее, чем было в 1914 году остано­вить торговые отношения с целым соперничающим блоком – и это существенно снижает не только возможность, но и желание США и Европы жёстко противостоять своим врагам.

Третья группа факторов выглядит ещё более тревожащей. Завершение „холодной войны“ – последнего масштабного конфликта между „the West“ и „the Rest“ – почти совпало по времени с двумя важными событиями: тем, что было принято считать „концом идеологий“ и с началом массовых обрат­ных миграций, ныне направленных из остального мира в сторону Запада. Если мы обратим вни­мание на события времён Первой и Второй мировых войн, то увидим, наско­лько мощным было национальное и идеологическое единство практически всех участников этих противостояний. Даже если не брать экстремальные слу­чаи идеологического безумия в нацистской Герма­нии или сталинском СССР, военные emergencies вызывали очень радикаль­ные ответы: интернирование германских и японских граждан в США в пе­риод обеих войн, запрет нацио­налистических партий в Великобритании в конце 1930-х годов и антикоммунистические гонения времён маккартизма в США – всё это говорило о мощной, а иногда даже чрезмерной, идеологичес­кой мобилизации во всех конфликтующих странах (социалистические идеи в США периода противо­стояния с СССР были распространены, как извест­но, в крайне ограниченном масштабе и в общем и целом рассматривались как враждебные западной модели). Идеологическая мобилизация допол­нялась и ощущением нацио­нального единства: к середине 1960-х в США не более 5% жителей были рож­дены за пределами страны (что отчасти было от­далённым следствием мигра­ций начала ХХ века), а в Западной Европе такая доля составляла около 1% – причём количество иммигрантов из незападного мира оставалась весьма ограниченным.

Пресловутый „конец истории“ изменил практически всё: на первый план вышли сначала права человека, а затем и „права“ этнических и религиозных групп. На фоне роста иммиг­рации, которая привела к тому, что сегодня во всех развитых странах доля выходцев из стран, правительства которых вряд ли можно назвать дружественными к западному миру, колеблется от 7 до 10% населения, внут­реннее ценностное и социальное единство разрушается.

Сотни тысяч этнических китайцев считаются многими (и небезосновательно) той „пятой колонной“, которая обеспечивает утечку технологий и know-how из Америки в Китай; значительное число выехавших из СССР и России Putinversteher’ов оказыва­ют существенное влияние на политику Германии; массы исламистов прибе­гают к безнаказанным погромам под палестинскими флагами в знак про­теста против помощи Израилю со стороны западных правительств. Либеральные ценности, на основе которых и было создано современное западное общество, настолько систематически выкорчёвываются сторонниками ле­вацкой идеологии, что любая попытка поставить вопрос о возврате к нор­мальности оборачивается тотальной войной против сторонников традици­онного порядка (как это случилось, например, в ходе недавних парламент­ских выборов во Франции).

Иначе говоря, влияние нелиберальных (в при­вычном, а не в извращённом с недавних пор смысле этого слова) социальных групп и незападных этнических и религиоз­ных со­обществ достигла такой степени, а индоктринация теорией прав человека, свободного при этом от любых обязанностей – такого масштаба, что внутрен­няя мобилизация запад­ных стран в ситуации противостояния с незападным миром более не кажется возможной. Как ни печально это констатировать, но если в прежних гло­бальных конфликтах линия водораздела между западным и незападным ми­рами проходи­ла по их политической границе, то сегодня она сместилась глубоко внутрь самогó западного мира и сделала его принципиально негото­вым к той борь­бе, которая может ждать его в ближайшем будущем. Тут я по­советовал бы задуматься о том, что Украина – страна, познавшая на себе все прелести реаль­ного социализма и не обуянная новомод­ным пре­клонением перед мультику­льтурными ценностями – неслучайно ста­ла самой эффектив­ной защитницей просвещённого гуманистического Запа­да от „новых геополитических игроков“.

Подводя итог, я бы сказал, что современный мир стремительно движется к новой мировой войне – и вопрос состоит лишь в том, окажется она Третьей мировой или всё же Второй „холодной“. Отличием приближающегося конф­ликта от всех, известных нам по истории последних нескольких столетий, яв­ляется то, что канва всех прежних противостояний определялась самим За­падом. Та же Япония, чтобы бросить вызов Америке, за восемьдесят лет до на­падения на Пёрл-Харбор рискнула перенять многое из западных практик, разрушив существовавшую тысячу лет феодальную систему, а Советский Со­юз был выстроен на основе созданной на Западе коммунистической идеоло­гии вокруг типичных для Запада идей рациональности и прогресса, тогда как сейчас развитые страны могут быть вынуждены „играть на чужом поле“ с противниками, в той или иной сфере и форме отрицающими все западные устои и ценности. При этом атлантические общества выглядят чрезвычайно расслабленными (если между 1938 и 1941 годами военные расходы США вы­росли в 5,3 раза, то с 2021 по 2024 год они увеличились лишь на 14.4%, а дефи­цит бюджета Германии на следующий год планируется в размере 0,4% ВВП в то время как в США в 1941/42 финансовом году он составлял 12,4% ВВП) и невиданно зависимыми экономически, финансово и ресурсно от своих потенциальных противников (импорт стран ЕС из Китая составил в 2022 году €627 миллиардов, увеличившись за десять лет более чем в 2,5 раза, а уг­розы Саудовской Аравии вывести свои депозиты из европейских банков оказалось достаточно для того, чтобы планы конфискации замороженных рос­сийских активов были свернуты).

Всё это, не говоря уже о добровольном со­здании „пя­тых колонн“ из незападных и даже антизападных элементов внут­ри собст­венных стран, вынуждает меня предполагать, что – несмотря на ка­жущийся вну­шительным технологический и военный перевес – победа в но­вом гло­бальном конфликте Западу вовсе не гарантирована. Видя множество параллелей, проводимых уважаемыми экспертами между нынешней реальностью и событиями пятидесяти или столетней давности, я должен признать­ся, что выглядят они всё менее убедительнo.

Наш телеграм-канал The Lithuania Литва — ваш оперативный и информативный гид по стране.
Источник

Темы
Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на The Lithuania.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник – The Lithuania. СШАроссияФранциястраны БалтииУкраинаСоветский СоюзВладислав Иноземцев
Оставить комментарий

Читать комментарии

Читайте также новые расследования редакции:

Максим Викторович Шкиль, украинский предприниматель, замешанный в коррупционных связях