Спорт, политика и патриотизм: интервью с депутатом из Висагинаса Евгением Шуклиным
Евгений, прежде всего, можно вас поздравить, во-первых, с избранием в Сейм, во-вторых, с приходом в большую политику, если можно так сказать. Что для вас означает этот новый этап?
Очень интересно. И, можно сказать, этот этап начался с таких фейерверков, которые происходят сейчас в коалиции. На самом деле опыт новый, но он мне довольно-таки близкий. Все-таки работа в совете. Я пришёл из региона, из местного самоуправления.
В Висагинасе я 10 лет практически был членом совета, поэтому политика мне близка, но такого местного уровня. И в Сейме я вижу свою работу больше как представитель именно регионов, как голос регионов, голос нашего края. Поэтому интересно, много таких двояких чувств. На самом деле очень тепло приняли коллеги, многие из которых опытные и помогают какими-то советами, интересными дискуссиями.
Ну, первое впечатление от заседаний на местном уровне самоуправления — это, конечно, то, что здесь больше хаоса, потому что на заседаниях кто-то куда-то ходит, постоянно разговаривают между собой, переговариваются. Все-таки первая такая реакция была, что заседания совета проходят в более официальной обстановке, где разговаривают только тогда, когда регистрируются, и немного больше порядка.
Вы избрались от самого русскоязычного города Литвы, будучи представителем Движения Либералов, которое входило в коалицию с консерваторами в прошлом. Скажите, не отразилось ли это на вашей предвыборной кампании?
Скажу и да, и нет. Да, потому что, в первую очередь, эти партии были всё-таки на слуху. Люди же, зачастую, просто не зная, начинают высказываться против, например, либерализма в целом. И я спрашиваю: „А про какую вы партию говорите? У нас несколько либеральных партий в Литве“. В принципе, связывают идеологию того же либерализма с конкретными людьми или с конкретными действиями. Вот это мешало, конечно. Я думаю, что из-за этого мы не собрали много голосов.
Но, наверное, помогло то, что в таких регионах и в нашем городе, в том числе, нет такой политической культуры, и люди особо не смотрят на партийную принадлежность, а больше смотрят на личность, кто представляет партию. И голосуют больше, наверное, за личности. Несмотря на то кто они там будут в коалиции или в оппозиции, но избиратели хотят помощи от человека.
А я всегда был открыт для наших людей, которые всегда звонили мне как члену совета даже по вопросам, которые не в компетенции члена совета местного самоуправления. Я всё равно старался эти вопросы решать, помогать, раз ко мне обратились. Ведь члены совета — это не только те, кто там голосуют на заседаниях в местных самоуправлениях. Но это также и священники, можно сказать, которые выслушают, и психологи, которые помогут, направят куда-то, подскажут.
И сейчас, как избранный кандидат по одномандатному округу, я также выстраиваю свою работу. Я очень много сейчас организую встреч, именно работу в нашем регионе, и стараюсь собирать, максимально консолидировать всю информацию, проблемы нашего округа и доносить их в Сейм. Думаю, к весенней сессии уже несколько идей мы попытаемся продвинуть, даже несмотря на то, что на данный момент являемся оппозиционной фракцией в Сейме.
Вообще, как вам кажется, хорошо или плохо, когда жители, если мы говорим об одномандатном округе, конкретно от которого вы избирались, при своём выборе во главу угла ставят как раз-таки личность, а не ценностные идеологические установки? И второй короткий вопрос вдобавок: а как сейчас планируете работать? На два города получается — Вильнюс и Висагинас?
Да. На два города. И даже больше, потому что в мой округ входят, можно сказать, 3 самоуправления. Это весь район Игналина, Висагинас и ещё три участка Зарасайского района. Это совсем разные участки, совсем разные люди. Ну, может, не совсем разные, но многие проблемы различаются.
И, конечно, сейчас тяжело, потому что всё-таки надо со всеми найти одинаковое общение. Висагинские проблемы я плюс-минус хорошо знаю, но Игналина для меня, конечно, новый округ, новые люди. И, так как поддержка была большая с Игналинского района, где отдали свои голоса за меня, то я столько же времени уделяю людям из Игналинского района.
Как работа будет проходить? Сейчас заканчивается осенняя сессия, и будет время до весенней сессии, когда можно будет поработать в своём уже округе, пообщаться побольше с людьми, с руководителями. Я также делегирован в комитет по здравоохранению, это тоже тема.
Хотя я являлся председателем наблюдательного совета больницы Висагинаса и проблемы знаю, и в социальном комитете работал много, но проблемам уже национального уровня в сфере здравоохранения надо немало времени уделить, чтобы углубиться во все проблемы. Поэтому сейчас как приоритет — встречи с руководителями наших учреждений здравоохранения, сбор информации, проблематики.
И уже к весенней сессии начнём планировать, какие бы мы могли инициировать поправки. А дальше уже начнём работать в Сейме с коллегами. И я думаю, что, находясь в оппозиции, тоже можно немало сделать хорошего. А возвращаясь к первому вопросу: хорошо или плохо, скажу, что здесь однозначного ответа нет. В моём случае это хорошо. Так, если за меня, как кандидата по одномандатному округу, голосовало 6 000 человек, то, допустим, по списку за меня из этого же округа голосовало 400 человек. Всё-таки люди выбирали меня как своего представителя, но при этом партию рейтинговали ниже, другие партии выбирали, наверное. Это я для себя такой анализ делал, мне тоже интересно было.
Но сталкивался я всё-таки с тем, что люди сразу же нападают на тебя с тем, например, что консерваторы — зло. Я говорю, ну давайте подискутируем, какая проблема? Или вот, например, либералы. Я за консерваторов не готов отвечать, я не член их партии. И у меня тоже много вопросов к ним, к их решениям и инициативам. Вот конкретно, говорю, к Движению Либералов, какие есть претензии и вопросы? Начинаешь дискутировать и понимаешь, что, наверное, из-за нехватки информации где-то выхвачены фразы из контекста, что вот это плохо. Ну и всё, на этом аргументы у человека заканчиваются. Когда начинаешь объяснять, что такое либерализм в целом, то люди зачастую меняют своё мнение. Но, конечно, с каждым на эту тему не поговоришь индивидуально, чтобы его переубедить.
А были такие вопросы от избирателей, на которые у вас заканчивались аргументы?
Конечно. Ведь есть стереотипное мышление. Вот, например, партия Движение Либералов приняла какое-то решение, и как будто всех обязали принять такое решение. У нас и сейчас много дискуссий проходит по разным вопросам на заседаниях фракции перед заседаниями Сейма. Мы обсуждаем каждый вопрос, и у нас тоже дискуссии в этой маленькой ячейке, где иногда с перевесом в один голос мы решаем, какой будет наша позиция.
Я имела в виду, признавали ли вы свою неправоту? Вот к вам пришли с претензией, а вы говорите: «Да, неправы». Было ли такое?
На примере моего округа. В прошлый срок была инициатива по реорганизации нашей атомной станции в закрытое акционерное общество. В принципе, такой сценарий возможен, но никто не ответил мне ни на один вопрос, для чего это, какие плюсы, и как мы минимизируем все риски, которые могут из этого вытекать. И я увидел, что этот вопрос уже выносится на рассмотрение Сейма, и наша фракция тоже единогласно поддержала, потому что все аргументы, которые высказывались на комитетах и в Сейме, в принципе, их убедили.
А так как они с этим не сталкиваются, это далеко, то они поддержали эту инициативу на первом слушании. И когда я высказал все свои аргументы, когда мы поговорили с профсоюзами, с работниками, мы сами же инициировали, они исправили эту ошибку, и потом вопрос сняли. Может, в дальнейшем он вернётся, надо всё обговорить и продумать. Такие вопросы есть.
Моё мнение, что так называемые одномандатники для этого и нужны, потому что связаны и с регионами, и с их проблемами. Сейм смотрит глобально на вещи, а мы знаем эти проблемы лучше всех остальных. И мы должны переубеждать и помогать дорабатывать эти вопросы. Это же касается и больниц, и всего остального, потому что из Сейма всё выглядит немного по-другому. Там всё оптимизировали, и там всё хорошо. Но когда живёшь и до больницы надо добираться час, к примеру, — это нехорошо. Но отсюда выглядит, что это логичное решение, когда мы объединяем. И вот только что сегодня рассматривали вопрос о реорганизации Клайпедской университетской больницы и присоединении к Жальгирио клиники. Со стороны Сейма всё выглядит немного по-другому.
На бумаге всё выглядит хорошо. Да?
Да, всё логично кажется, но когда это в жизнь воплощается, и ты сталкиваешься с тем, что у тебя очереди, или надо ехать, или у нас сейчас вопрос по Игналине: закрывать или нет реанимацию, и если да, то как это соединить, куда направить поток пациентов, чтобы они могли получить хорошие качественные услуги, то всё выглядит немного по-другому.
Евгений, мы о глобальном будем более подробно говорить во второй части, а сейчас немного о другом, как раз про регионы и конкретно про Висагинас, про ваш родной город. Какая-то часть проблем, которые есть в городе, уже была озвучена вами. Может быть, есть что добавить? В чём нуждается город? Я сам много раз бывал в Висагинасе, в том числе и по работе, модерировал дискуссии, где не раз поднималась эта тема, и хотел бы спросить, насколько сегодня город полностью интегрирован в литовскую повестку? Мы же можем вспомнить результаты президентских выборов. Там были кандидаты с пророссийскими нарративами, и там явно процент голосов за них был выше, чем по Литве в целом.
Я бы хотел короткую реплику по таким кандидатам, которых вы озвучили. Статистика и то, как это преподносится, тоже немного разные вещи. Зачастую сталкиваюсь с таким вопросом, что у нас в Висагинасе все инакомыслящие. Но когда мы смотрим другую статистику, то за кандидата, который у нас победил на президентских выборах, отдали голоса 2 000 жителей, это 10% населения Висагинаса. Это не такой большой процент. Если сравнить с тем же Шальчининкским районом, то там 7 000 человек отдали свои голоса за того же кандидата. Однако мы в этой таблице лидируем.
Как с этой статистикой работать? Я считаю, что у нас была проблема не в самом кандидате, а в малой явке людей в целом, в активности людей. Разочаровались, может быть. Долгие годы не чувствовали поддержку центральной власти. Поэтому из-за малой явки эти 10% становятся очень внушительным процентом. Этот процент мог бы исчезнуть, если бы в выборах участвовали хотя бы 60%. Этот процент растворился бы. Здесь надо с этим работать, и это моя большая миссия, потому что после долгих лет всё-таки разочарование и то, что не было связи с центральной властью, дали о себе знать.
Это как раз-таки говорит, что город не интегрирован полностью в литовскую повестку?
Да, тут очень много проблем, потому что, и я это не оспариваю, Висагинас при работающей атомной станции был самодостаточным городом, который не нуждался в каких-то поддержках. Он действительно имел хорошую инфраструктуру и хорошие зарплаты. Поэтому и жил, если так можно сказать, обособленно. Когда станция закрылась, и это к первому вопросу, — появились определённые проблемы. Когда я поднимаю этот вопрос в Сейме, например, между заседаниями, с коллегами и начинаю говорить о том, что Висагинасу нужно дополнительное внимание, то слышу в ответ: „С чего это город должен получать дополнительное внимание?“.
Но назовите мне хоть один район Литвы, где есть закрывающаяся атомная станция — огромный по своим масштабам атомный объект, где были бы радиоактивные, назовём их, свалки, вблизи территории города. Ни у кого нет таких проблем. Когда зашёл разговор о том, что лишь в 68 году будет утверждено место захоронения, которое будет находиться на глубине 750 метров под землёй, такой минимально опасный объект, все самоуправления сразу: „Как же так, давайте это в Висагинас!“
Я напомню, что Висагинская атомная станция в 1993 году обеспечивала полностью всю Литву дешёвой электроэнергией. Даже в книгу рекордов Гиннесса занесено, что 88% всей электроэнергии поставляла наша станция. И когда люди начинают такую дискуссию, они говорят: „Ну, это ваша станция, вы там с ней и разбирайтесь, и там захоранивайте“.
Но наша станция служила для всей Литвы, и я считаю, что на сегодняшний день проблемы, с которыми сталкивается город, это проблемы не только города. Ему необходимо дополнительное внимание и финансирование, в том числе по следующим причинам. Висагинас никогда не сможет иметь статус курортного города, несмотря на свою прекрасную природу и озёра, потому что у нас под боком есть те самые радиоактивные свалки.
В Вильнюсе идёт дискуссия насчёт перерабатываемого пластика, а у нас радиоактивные отходы, период полураспада некоторых элементов — до 50 млн лет, и это всегда будет частью нашего города. Мы говорим: „Хорошо“, но посмотрите, какие сейчас дороги в город, где дополнительное финансирование? Радиоактивные отходы ввозятся по дорогам, где проехать уже тяжело. Регион постоянно забывается, и мы стоим в таком же приоритете, как и все остальные регионы Литвы. Хорошо. Так давайте, если по этой схеме, по директиве, где эксплуатировалась атомная станция, то там должны захораниваться отходы. Распределим по каждому самоуправлению. Тогда будет справедливо. А если нет, то тогда нужно всем поддержать, что да, наш регион берёт на себя эту неблагодарную работу, но, пожалуйста, нужно предусмотреть и дополнительные какие-то субсидии.
Так мэр Казлу-Руды Мантас Варашка сразу же заявил, что при выборе территории под захоронение радиоактивных отходов в 68 году нужно предусмотреть многомиллионные выплаты для этого самоуправления. При этом для смягчения последствий закрытия атомной станции Висагинас и Игналинский район ничего не получили, кроме льготы в 2 евро в среднем на семью в месяц за электроэнергию.
Я даже не знаю, сколько таких радиоактивных свалок. Сейчас Б2 запущен в эксплуатацию, для складирования отходов Б25. Сейчас проект ведётся, и таких свалок, можно сказать, в нашем районе будет очень много после полного демонтажа станции. Вот об этом надо говорить. И я, когда разговариваю с коллегами, чувствую, что в принципе поддержка есть, только об этом надо чаще говорить.
Ещё один простой пример по здравоохранению. В принципе, больницы должны быть распределены по количеству жителей. Но при этом дополнительные факторы никак не рассматриваются. Однако ещё в советские времена при строительстве атомной станции были такие требования, что если на территории есть какой-то ядерный объект, то количество оздоровительных комплексов в больницах должно быть увеличено.
Это нужно было для того, чтобы в случае непредвиденной ситуации (аварии) люди, получившие дозу радиации, не разъезжались, не распространяли радиацию, а могли быть легализованы и обработаны в этом районе. Об этом сейчас никто не говорит.
Нам говорят: „Уменьшайте больницу, закрывайте, возите в Вильнюс“, но никто не думает о последствиях. А риск, связанный с захоронением отходов, всегда будет. На прошлой неделе я разговаривал с директором атомной станции. Если раньше указывалась дата полного демонтажа — 2038 год, то сейчас во всех презентациях уже пишется 2100. Это очень долгий процесс. И Висагинас всегда будет жить по соседству с ядерными отходами. Поэтому кто там завидует или считает это несправедливым? Пожалуйста, следующий ядерный объект можете разместить в своём городе.
Вопрос насчёт перспективы ядерных объектов. Например, в Украине, где сейчас идёт полномасштабная война, наоборот делают ставку на атомную энергетику, хотят достроить блоки. То есть обратная тенденция пошла.
Я, если так можно выразиться, сын нашего города, атомного города. Мой отец строил атомную станцию, эксплуатировал её без аварий, выгрузил последнее топливо из реактора и ушёл с чистой совестью на пенсию. Мы не боимся. Сейчас говорят о зелёной энергетике, но всё же нет ничего дешевле и эффективнее атомной энергетики. Ну, никогда не будет, конечно, такого масштаба, как у нас. И такие градообразующие предприятия — это большая проблема, потому что они всё равно когда-то будут вынуждены закрыться.
Но сейчас всё больше говорят о реакторе малой мощности. Я задавал вопрос премьеру про атомную станцию, как он это видит. И премьер, в принципе, поддерживает идею, что Литва никуда не денется, и в будущем нам нужно будет иметь свой маломощный реактор, который мог бы покрывать потребности страны. Но что немаловажно, нельзя терять время, если думаем о таком реакторе, потому что инфраструктура нашей станции, которая на вес золота, постепенно теряется, и квалификация людей тоже теряется.
Всё больше с атомной станции увольняются, можно сказать, провожают на досрочную пенсию людей с высокой квалификацией в атомной энергетике. Набирают просто работников, которые никогда не работали в этой сфере. Вот это немножко обидно, потому что в будущем, когда дойдём до уникальных процессов, нам понадобятся сильные специалисты, а их придётся искать откуда-то. Мы не удерживаем своих специалистов. За огромные деньги разбираются перераспределительные сети, электролинии, какие-то здания инфраструктуры атомной станции. Я считаю, что этот вопрос надо уже более актуально вставлять в повестку дня, потому что у нас на сегодняшний день есть отличная площадка для развития.
Я видел недавно опрос, проводившийся в Литве, как мне кажется, очень актуальный в условиях военного времени. Спрашивали жителей Литвы о готовности участвовать в обороне страны в случае необходимости. По стране процент такой: 61% не намерены участвовать. Если мы говорим о Висагинасе, по вашим ощущениям, какой порядок цифр будет там?
Здесь я не только политик, политики зачастую теоретики. Я всегда больше практик. Я могу сказать, что я нахожусь в стрелковом союзе в Висагинасе. Это, если брать по Литве, один из самых сильных и активных отделов у нас, среди молодых стрелков. Мы как раз планируем их приезд в Сейм 14 января.
У нас более 50 детей, которые постоянно готовы, и я считаю, что чего-чего, а патриотизма нашему городу и региону точно не занимать. Однако, когда происходят эти опросы, мол, готов, готов. Я тоже готов, вступил в стрелковый союз, и понял, что без определённых навыков и постоянной подготовки, без участия в занятиях, эта готовность равна нулю. Да, это красиво, это обязательно, но на самом деле я сам понял, хотя всю жизнь занимался спортом, что этому нужно уделять время. Поэтому обязательны какие-то занятия, может, даже начиная со школьного уровня, которые должны развивать умения и навыки. Вот как и в Украине: внезапно случилась война, набрали там добровольцев, которые даже ни разу не держали оружие в руках, не умеют пользоваться им и не могут оказать первую медицинскую помощь. Поэтому подготовка должна быть регулярной. Здесь надо пересмотреть подход. Хорошо, что столько патриотов. В Висагинасе, я думаю, этот процент достаточно большой.
В таком случае спрошу про военные комендатуры, которые инициировал министр обороны, пробыл в должности всего полгода. Как вы оцениваете эффективность этих военных комендатур? Может быть, у вас есть информация, сколько людей из Висагинаса там?
Это то, о чём я уже сказал. Если ты просто записываешься в список, чтобы, когда начнётся мобилизация, тебя призвали, и ты вот готов… Ну, наверное, эффективность такого человека, не то чтобы равна нулю, но она минимальная. Поэтому даже стрелковый союз мне нравится, потому что там проводится подготовка, стрельбы, тактические задания. Хотя бы каждый месяц можно участвовать. Это добровольческие войска. Не всегда получается, но хотя бы раз в триместр одно полноценное двухдневное занятие должно быть. Иначе это бесполезно, потому что мы все пришли, насмотревшись фильмов, и думаем, что мы всё умеем и всё знаем. Но когда ты попадаешь в имитацию реальных действий, понимаешь, что ты ничего не знаешь и не умеешь.
Поэтому комендатура как инициатива хорошая, но пока это не работает. Моё мнение, лично из практики, что пока это только для галочки. Да, это хорошо звучит, это нужно, это вызывает чувство патриотизма за свою страну, но всё-таки без обязательных занятий это равно нулю.
В этом созыве Сейма вам вместе с коллегами предстоит работать в оппозиции. Какова будет повестка Движения Либералов в оппозиции, если мы говорим о литовской политике, внешней политике и вопросах безопасности?
Виктория, наш председатель и староста фракции, внесла такую дипломатию, умение со всеми общаться и работать конструктивно, без лишних эмоций и оскорблений. Мне очень импонирует такой подход и такая работа. Я думаю, что на любой позиции оппозиция тоже имеет большой вес. Например, я отработал два срока, можно сказать, полтора срока на местном уровне в самоуправлении в оппозиции и понимаю, что если просто быть оппозицией, и тебя не слушают, то часто принимают решения, которые потом имеют последствия. Оппозиция должна быть, но она должна быть конструктивной, а не только эмоциональной. Я думаю, что независимо от позиции, тем более сейчас, когда ситуация в коалиции нестабильна, коалиция может завтра измениться, не знаешь, где завтра окажешься — в оппозиции или в коалиции. Поэтому мы всегда открыты.
Вы готовы обратно перетащить эстафетную палочку?
Я скажу так: при таком раскладе хорошо, что мы не в составе такой коалиции, потому что все-таки хотелось бы, если работать, то видеть результат. Пока я не вижу результатов. Пока все те обещания, из-за того что нет стабильности в коалиции, остаются обещаниями. Тот бюджет, который очень сильно критиковался, например, я думаю, завтра будет принят большинством голосов без каких-либо критик, хотя он на 99,9% был создан в прошлой каденции, которую оппозиция очень громко критиковала, говоря, что это бомба и трагедия. Однако сейчас все тихо голосуют, и всех это устраивает. Иногда предвыборные лозунги, можно сказать, кампании, перекрывают реальную ситуацию. Сейчас вижу, что всё стабильно. Все решения, которые были приняты, продолжают приниматься. Я не вижу каких-то изменений, поэтому думаю, что стабильность будет.
Будем ли мы в оппозиции или в той же коалиции, я не знаю — это уже фракция будет решать. Но хочется всё-таки стабильности, потому что в такой ситуации, я думаю, четыре года могут пройти как просто возня на одном месте. Например, в сфере здравоохранения (почему я очень хотел попасть в этот совет и в комитет) без глобальных решений, сильных решений ничего не изменить. Для этого нужно большинство в коалиции. Хотя разговоры идут. И те же представители коалиции часто обращаются к оппозиции по какому-то вопросу. И если вопрос хороший, то неважно, кто его инициировал — представитель оппозиции или коалиции, его нужно поддержать.
Давайте подробнее остановимся на правящей коалиции и тех процессах, которые мы видим. Во многом отношения построены на взаимных ультиматумах — от Саулюса Сквернялиса, теперь от господина Жемайтайтиса. Вы сами были внутри этого переговорного процесса формирования коалиции, как ваша партия видит эти проблемы, и почему всё так происходит?
Я в Сейме новичок, но всё равно следил, общался и давно интересуюсь политикой. И я думаю, что даже на местном уровне ещё не было ни одной коалиции, где всё было бы слажено и как договорено. Это много людей с разными мнениями, лидеров, которые готовы отстаивать своё мнение. Пока что я вижу очень много необдуманных решений. Может, это связано с предвыборной усталостью, потому что кандидаты, тот же Ремигиюс Жемайтайтис, провёл, на мой взгляд, самую активную предвыборную кампанию. Просто интересно было следить. Он объехал каждый уголок Литвы, столько общался, и эта усталость, конечно, накапливается. Может, поэтому такие необдуманные решения. Я думаю, что они отчасти связаны с усталостью многих. Но действительно, есть очень сомнительные решения.
Выдвижение министров — это был целый спектакль, когда утром просыпаешься и думаешь, что же будет сегодня за сюрприз. И когда приходишь, ты не концентрируешься на глобальных вопросах национального уровня, а следишь за тем, что будет дальше. Поэтому я надеюсь, что это закончится. Но как коллеги говорят, это, плюс-минус, нормальная практика.
Насколько вам видится реальный распад коалиции, исходя из ультиматума Жемайтайтиса? Палуцкас сказал сегодня, что решений пока не принято, а решений, по сути, два: либо сделать Жемайтайтиса вице-спикером, либо не сделать. И тогда, если он за свои слова отвечает, он уходит, и у нас получается правительство меньшинства. А что тогда, досрочные выборы или что?
Есть другие партии, которые, я думаю, свои ультиматумы потом выдвинут. Если уж говорить про ультиматумы, мы тоже до выборов поставили ультиматум: при любом раскладе не пойдём в коалицию, где будет партия Ремигиюса. Это была такая красная линия, и её мы держались. У всех есть свои какие-то грани, политика — это искусство дипломатии, искусство переговоров. Поэтому я думаю, что будут вестись переговоры. Всё-таки плохая коалиция лучше, чем отсутствие коалиции в их случае. Поэтому, если будут какие-то предложения, мы много раз отмерим, посмотрим, но точно не спешим в такую коалицию, где всё начинается с таких недоговорённостей. Я думаю, что все проблемы, которые сейчас вытекают, могли бы быть оговорены и обязаны были быть оговорены на старте. А сейчас мы как бы боремся с последствиями.
А как вы считаете, насколько вообще сложное решение, и какие токсические последствия оно могло бы иметь, если всё-таки пойти на условия Жемайтайтиса и назначить его вице-спикером Сейма?
Как я знаю из общения с коллегами, есть два лагеря в той же самой большой фракции социал-демократов: одна половина считает это приемлемым, вторая половина категорически против. Поэтому я думаю, что даже в своих партиях, в таких крупных, не будет единства при таком раскладе, а это ещё хуже может дестабилизировать всю ситуацию коалиции. Поэтому я бы, конечно, на их месте воздержался от такого назначения и искал бы какие-то другие компромиссы. Но если посмотреть со стороны Жемайтайтиса, то, может, он и имеет такое право. На мой взгляд, без министров в партиях, хотя квоты есть, ответственность, которую понесут их министры, будет всё равно за этими партиями, которые их делегировали. То есть на сегодняшний день ты несёшь ответственность, но не имеешь рычагов управления. Поэтому, если смотреть через эту призму, то в принципе Жемайтайтис имеет право на такие ультиматумы. А какие там были договорённости внутри коалиции — остаётся только за закрытыми дверями.
А ведь когда шла стадия формирования коалиции, стадия консультаций социал-демократов с разными политическими партиями, туда же, в частности, и Викторию Чмилите-Нильсен, лидера Движения Либералов — как раз вашей партии тоже приглашали. И тогда, после ультиматума Сквернялиса, как мне кажется, и стоял такой вопрос: кого позовут — Зарю Немана или Движение Либералов? Как вам кажется, почему не позвали Движение Либералов?
В принципе, встреча была, но она больше была формальной, что встретиться со всеми и обсудить. На мой взгляд, наша партия не стояла в приоритете как кандидат. Это был, может, такой запасной вариант — третий, пятый, шестой. Я думаю, что следующей партией, наверное, была бы партия зелёных и крестьян. И пока мы видим на голосованиях, кто более оппозиционен, где не совпадают наши позиции, во многих вопросах „Зелёные“ поддерживают решения социал-демократов.
Поэтому я думаю, что они даже очень хотели бы стать частью такой коалиции. Наверное, сейчас стоят около дверей в очереди. Мы точно при таком раскладе не спешим, потому что та программа правительства, которая была утверждена, — про неё ничего очень плохого сказать нельзя, если не касаться экономики и налогов. Но там в целом очень много обещаний, которые потребуют огромных денег. И сейчас уже министр финансов дал понять, что на все эти заказы и хотелки денег не будет. Поэтому программа трудновыполнима, особенно во всей её полноценности. Стать частью коалиции и выполнять программу, которая уже на старте заведомо тяжеловыполнима, означает взять на себя ответственность. А я всегда считал, что если ты действительно берёшь ответственность, то должен за свои слова отвечать. Так что если решение и будет, то оно будет приниматься на уровне фракции. Это уже будет командное решение.
Вы сказали, что аграрии стоят буквально на пороге. Мне сразу представляется эта картина. А Рамунас Карбаускис недавно сказал, что этот кабинет — разочарование. Плюс сообщение, что, дескать, мы забыли сказать аграриям, что они не будут в коалиции, потому что не было времени. Куда это всё приведёт? Получается, придётся ещё драму разводить, сводить как-то всё на нет.
Если вспомним и посмотрим всю хронологию, то, в принципе, таких высказываний было очень много. У того же Саулюса Сквернялиса ещё до его назначения председателем Сейма было много заявлений, что „нет, это нам неприемлемо“, но потом эта позиция чуть смягчалась, менялась. Поэтому и здесь возможен такой сценарий. Думаю, Саулюс Сквернялис и представители демократов будут стремиться всеми способами сохранить коалицию в её нынешнем составе. Ну, посмотрим, что на это Ремигиюс Жемайтайтис скажет.
Евгений, у нас в связи с войной в общественном пространстве, в медиа, в социальных сетях и даже в нашем чате много дискуссий вокруг темы русского языка и русской культуры. В частности, активно обсуждались высказывания нового министра культуры Шарунаса Бирутиса о русской культуре, о том, что государство, режим, россияне — это не одно и то же. Он подвергся жёсткой критике, в частности, со стороны предыдущего министра культуры Симонаса Кайриса, который, кстати, является вашим однопартийцем. У вас не возникает во всей этой истории некого диссонанса? С одной стороны, есть идеологические, партийные, ценностные установки, а с другой стороны, вы сам русскоязычный, вы из русскоязычного города.
Ну да, этот вопрос на самом деле острый. И он, наверное, пока не закончится война, будет так остро восприниматься. Так сказать, из крайности в крайность. И я сам с этим сталкиваюсь. Я сразу начинаю с того, что ко мне какие вопросы? Мне 39 лет, и все 39 лет я житель Литвы, я гражданин Литвы, я имею государственные награды — орден рыцаря-командора, знак за заслуги перед Литвой. Я 20 лет представлял Литву на международной арене. Много лет платил налоги, создавал рабочие места. Я считаю себя полноценным жителем и гражданином Литвы, который внёс большой вклад в культуру.
Когда видят моё имя и фамилию, начинают чуть ли не нападать на меня с претензией, что я тут приехал. Я говорю: „Я тут не приехал, я жил и живу, и приношу пользу своему государству“. Сейчас у всех обострённое чувство. Или когда начинаешь говорить с кем-то на русском языке, у многих сразу возникает негативная реакция: „Почему разговариваешь на русском?“ У меня есть конкретная позиция. Я считаю, что язык тут ни при чём. Язык существовал задолго до этого. Я не поддерживаю позицию Кремля, но при этом мои родители родились в России. Историю стереть нельзя. Здесь есть такая неоднозначность.
Я сам с этим сталкиваюсь каждый день. И бывает, просто без аргументов нападают с обвинениями, что я какой-то агент. Хотя я говорю: „Давайте посмотрим, кто что сделал для страны? Я считаю себя патриотом.
Я показываю своим примером, что готов защищать свою страну, в которой живу, в которой мой дом и с которой я полностью связан“.
А внутри партии, кстати, у вас эти дискуссии есть в контексте, опять же, бывшего министра культуры – вашего однопартийца?
Нет, не обсуждали, это его личное высказывание было. Я сам только потом прочитал. И на самом деле я полностью не читал его комментарии, какие акценты он делал.
А если разбирать заявление нового министра, насколько это уместно? Например, он говорит, что не нужно клеймить россиян, мол, это же Кремль ведёт войну. Но если смотреть на ситуацию, кто сидит в окопах, то всё-таки Кремль сидит в этих окопах.
Может, эта фраза тоже вырвана из контекста, потому что здесь только можно очень длинным объяснением свою позицию изложить. Есть такая позиция, которую я слышу, в том числе от бывших спортсменов, с которыми ещё общаюсь: „Да, мы не поддерживаем, мы категорически против, но мы ничего не делаем, как бы ждём, когда оно закончится“.
Вы имеете в виду сейчас спортсменов из России?
Да. Я знаю, многие помогают Украине в данной ситуации, всегда пишут, но при этом ничего не делают. Они живут в России и продолжают там заниматься спортом. Ну, мы же не можем против государства пойти. Я говорю: „Ну, это тоже слабая позиция, значит, вы тоже причастны к этому“. Поэтому я считаю, что всё всё равно зависит от людей. Говорить, что виноват только Путин, а остальные все жертвы этих решений, — это тоже неправильно. Если ты не поддерживаешь, каждый должен свою позицию показывать. Чем больше таких людей будет, тем понятнее для всех.
Ну вот, Евгений сам подвёл к теме спорта. Мы не можем не поговорить о спорте с профессиональным спортсменом. Знаете, простой вопрос. А вообще, Евгений, спорт вне политики? Или в современном мире нельзя отделять одно от другого?
Я скажу, что в последнее время в спорте политики больше, чем в политике. Да? Ну, я утрирую, конечно. Но на самом деле сейчас очень много политики в спорте. И это, конечно, плохо. Лозунг, что спорт вне политики, хотелось бы таким и видеть — вне политики. Однако не всегда это возможно.
Недопуск спортсменов к соревнованиям — мера неизбежная, но, с другой стороны, это же спорт. Подобное было, допустим, в 1984 году, когда многие бойкотировали Олимпиаду. Но у спортсмена может быть только одна Олимпиада в жизни — это его главный старт. А из-за конфронтаций этого не случится. Победа достанется другому спортсмену, который будет знать, что где-то есть сильнейший, и ты считаешь себя олимпийским чемпионом, но не приехал тот, кто потенциально мог бы быть лучше.
Я думаю, такая победа ничего не стоит. Поэтому хотелось бы, чтобы спорт абстрагировался. Но, наверное, в текущей ситуации это невозможно.
Как вы тогда относитесь к таким ситуациям, например, как с футболкой „Make Russia Small Again“ или ещё какие-то показательные вещи? Стоит ли в таких случаях действительно исключать спортсменов, или поскольку спорт без политики уже не может, это не имеет смысла? И стоит ли использовать арену как площадку для демонстрации своей позиции?
Да, это очень удобная арена. И все делают из этого какие-то заявления, опять смешивая спорт с политикой. Без этого, наверное, не получится. Поэтому нужны определённые действия. Спортивные соревнования — это очень хорошая арена с большим охватом зрителей, и политики будут ею всегда пользоваться.
Отчасти я согласен с позицией всё-таки допускать спортсменов, но чтобы они выступали под нейтральным флагом. Это компромиссное решение. Я смотрю со стороны спортсмена: соревнования будут более полноценными, если мы хотим сохранить их статус.
Ограничивать всех подряд и радоваться победе, которая ничего не стоит, неправильно. Поэтому я думаю, что компромисс — это участие под нейтральным флагом.
Наш телеграм-канал The Lithuania Литва — ваш оперативный и информативный гид по стране.
Источник
Темы
Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на The Lithuania.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник – The Lithuania. Игналинская атомная электростанцияДвижение либераловЕвгений ШуклинВисагинасЛитва
Оставить комментарий
Читать комментарии
Читайте также новые расследования редакции:
Максим Викторович Шкиль, украинский предприниматель, замешанный в коррупционных связях