«Я смотрю наш фильм и плачу». Евгения Чирикова о фильме про гражданских украинских узников

Айтишника Ивана Козлова арестовали на глазах у его жены Марии и двух маленьких детей. Задержали, когда семья пыталась уехать из оккупации, проехав через Крым в Грузию. Ивана пытали так сильно, что он пытался покончить с собой. Когда отец Ивана узнал, что сын попал в русскую тюрьму, у него стало плохо с сердцем и он скончался. Брат Ивана пошел на войну защищать Украину и погиб. Мама Марии, теща Ивана, попала в наводнение после подрыва Россией Каховской ГЭС. Ее дом затопило, плюс новости про зятя – ей стало плохо, и она тоже умерла. Сейчас Иван находится в тюрьме в России, против него фабрикуют уголовное дело по статье „терроризм“. Жена одна в Чехии растит маленьких детей.

Эта история о том, как война России против Украины разрушила жизнь одной из миллионов украинских семей, вошла в первую серию „Судьбы“ фильма „Узники“ наряду с двумя другими не менее трагическими историями.

– Как родился этот фильм?

– Наш проект „Activatica“ на протяжении трех лет войны оказывает юридическую поддержку украинским узникам, попавшим в российские тюрьмы. Первое время я думала, что задержание гражданских лиц на оккупированных территориях не носит столь массовый характер, что речь идет о нескольких десятков случаев. Но после того, как мы пытались освободить Татьяну Плачкову – одну из героинь нашего фильма – мы осознали масштаб проблемы.

У Татьяны и ее мужа Олега был небольшой ресторанчик в Мелитополе. Это были очень светлые, веселые и добрые люди. Они всех поддерживали, организовали для местных праздники, к ним всегда можно было обратиться за помощью.

В сентябре 2023 года Татьяну вместе с мужем арестовали уже в оккупированном Мелитополе без всякой причины. Их забрали люди в масках [по данным Медийной инициативы за права человека, это были представители ФСБ] и отправили в местную тюрьму. Мы пытались освободить Татьяну, готовили к обмену. В итоге мы узнаём, что Татьяна, которой было 50 лет, в коме поступает в больницу в Мелитополе с гематомами. В мае этого года Татьяна скончалась, все еще находясь в российском заключении. В нашем фильме есть интервью с ее дочерью.

Честно говоря, у меня не хватает слов, чтобы передать, насколько это ужасно тяжело – разбираться с каждой такой историей. А эта история настолько взяла меня за душу, что мы начали серьёзно исследовать эта проблему. Так мы вышли на организацию „Центр Гражданских свобод“ Александры Матвийчук, которая состоит из родственников украинских гражданских узников [В 2022 году Центр получил Нобелевскую премию мира – The Lithuania].

Эти родственники находятся на территории ЕС, на оккупированных территориях они могут действовать только опосредованно и подпольно. Так же действовали и мы, пытаясь собирать информацию.

И тут мы поняли размер бедствия! По данным Центра, минимум 7 тысяч гражданских украинских узников сейчас находятся на территории России. Это в пять раз больше, чем всех признанных политзаключенных в России. Сколько тысяч гражданских украинских узников остались по пыточным тюрьмам на оккупированных территориях, не знает никто.

– В каких условиях они содержатся в российских тюрьмах?

Проблема в том, что про этих людей не говорят, их не обменивают. Условия их содержания чудовищные, даже по сравнению с российскими политзаключенными.

Во-первых, всех украинцев – и гражданских, и военных – содержат отдельно от россиян. Их пытают физически, к ним применяют сексуализированное насилие.

В России есть страшная тюрьма в Таганроге – СИЗО-2, специальная тюрьма для украинцев. Именно после этой тюрьмы на этапе погибла 27-летняя украинская журналистка Виктория Рощина. И она – одна из тысяч!

В этой тюрьме заключенных пытают, оттуда все время доносятся крики.

По свидетельствам освобожденных украинцев, в СИЗО-2 средний вес мужчины ростом 170–180 см – 40 кг. Там пытают голодом. На еду могут дать ошпаренную кипятком картошку с экскрементами крыс. И ты должен это очень быстро съесть. Не дают спать. Регулярно избивают. Камеры переполнены. Это тоже особый вид пытки, потому что не всем узникам достается койка и им негде спать. Они вынуждены спать по очереди. Им запрещают разговаривать, но при этом заставляют петь русский гимн.

Об этом всем рассказывается в нашем фильме. О том, что творится на оккупированных территориях, надо кричать – когда люди в масках приходят в дома или хватают людей прямо на улице только по национальному признаку. Под пытками заставляют их признаваться, что они террористы, диверсанты, шпионы. Отправляют их в специальные концентрационные лагеря, где продолжаются пытки. Это все называется геноцидом по национальному признаку.

– Известно, есть ли какая-нибудь реакция жителей Таганрога? Или они предпочитают не замечать тюрьму, как в гитлеровской Германии жители не замечали лагеря смерти для евреев?

– Абсолютно. Люди, которые живут в непосредственной близости, предпочитают этого не знать, как и люди, которые жили рядом с Заксенхаузеном, не замечали, что там массово уничтожают людей, и не интересовались, что там за крики раздаются и что за дым идет из труб.

– По какому принципу идут зачистки на оккупированных территориях? Арестовывают тех, кто не отказался от украинского паспорта?

– Арестовывают любого, кто идентифицирует себя как украинец, у которого украинское гражданство. Проверяют соцсети, смотрят, если там были какие-то высказывания. Или у нас были случаи, когда, например, понравился дом украинца и его забрали.

Мы также заметили, что силовики хватают тех, кто занимается хотя бы небольшой волонтерской деятельностью. Они оказывают самую простую гуманитарную помощь: привозят воду, когда водопровод в доме не работает, помогают старикам, да и вообще друг другу, просто пытаются выжить.

Это похоже на то, что у нас происходило в России, когда путинский режим целенаправленно уничтожал гражданское общество и волонтерские движения. Сейчас этот режим пришел на оккупированные территории в Украине и действует абсолютно так же. Это уничтожение гражданского общества. А в отношении Украины – это еще и уничтожение людей, которые себя идентифицируют с Украиной, потому что страна выбрала путь демократии. А для Путина – это „красная тряпка“.

То есть все, что объединяет эти кейсы гражданских узников – это то, что они украинцы.

Есть еще такая проблема. Там, где приходит „русский мир“, местные жители оказываются перед выбором: либо они принимают российское гражданство и, следовательно, идут в путинскую армию воевать против Украины, то есть убивать свой же народ, либо они отправляются в российские тюрьмы.

– Можно ли сказать, что на каких-то оккупированных территориях репрессии идут более жестко, а на других – менее?

– Везде одинаково. Как только приходит оккупационная армия, сразу начинаются репрессии.

У них отработанная система. Если почитать мемуары, как советская оккупация проходила, например, в странах Балтии, то становится очевидно сходство: обыски и аресты проходят в очень раннее время, практически еще ночью, в пять утра. Врываются люди в масках, люди в растерянности, начинается жесткий обыск. А дальше начинается самое страшное – когда близкие пытаются понять, где их родной человек. Их гоняют из одного учреждения в другое. Они по полгода не знают, где их родственник. Ничего не известно: за что задержали? Где найти? Как помочь?

Кроме того, у граждан Украины на территории страны-агрессора нет никаких прав. Вообще никаких. Поэтому так важна любая помочь.

– Сколько узников вам удалось спасти?

– За три года работы нашей команде удалось обменять только троих человек. Украинских гражданских узников меняют на российских военных. А всего за это время, по данным „Центра Гражданских свобод“, удалось обменять всего 170 из гражданских узникоы. Понимаете, нам жизни не хватит их всех освободить!

Надо требовать освобождать этих людей и признавать геноцид на оккупированных территориях. Это нельзя замалчивать! Поэтому мы и сделали это фильм, чтобы привлечь внимание к этому бедствию.

– Как вы и украинские правозащитники получаете информацию об узниках? Как составляется база данных?

– Например, поменяли какого-нибудь украинского военнопленного, который был в российских тюрьмах. Во время перекличек в тюрьме он слышал фамилии и имена. Он запоминает, выходит на свободу и делится информацией с правозащитниками.

Они таким образом – по запросам родственников и свидетельствам освобожденных – составляют списки. Так получилась цифра в 7 тысяч человек. Конечно, она неполная. О ком-то нет информации, кто-то из этих людей уже мог умереть в тюрьме.

Иногда мы узнаем об узниках из сюжетов российской пропаганды – они там появляются сломленные, со следами пыток, вынужденные признавать самые нелепые обвинения.

– Как оказывается юридическая помочь? Откуда берутся смелые адвокаты?

– Я уже 20 лет являюсь гражданским активистом, и за это время у меня наработалось много связей в правозащитной среде. У нас есть устоявшийся адвокатский коллектив, с которым мы работаем много лет.

Когда только началось это вторжение, мы – российские антивоенные активисты, действующие внутри России и за ее пределами – организовали сеть поддержки украинцев. Каждый занимается своим делом – кто-то вывозом беженцев, кто-то медицинской помощью, кто-то правозащитной помощью. Мы стараемся оказывать комплексную помочь.

Надо понимать, что для адвокатов, которые работают с гражданскими украинскими узниками, это очень трудная задача – даже пройти на территорию тюрьмы, обычно этого не разрешают. Такая помочь может закончиться арестом. Адвокат может сесть в соседней камере.

Но все-таки помочь можно оказать, можно попытаться их обменять, потому что они самая несчастная категория узников. С одной стороны, украинская армия про них не знает, они не числятся в армии и потому их не требуют к обмену. С другой стороны, они не являются российскими политзаключенными, и про них нигде не говорят, они не получают передачки.

– На какие средства вы оказываете помочь украинским узникам?

– Мы существуем на донаты. И этот фильм тоже стал возможен только благодаря донатам. Это абсолютно волонтерская история.

Я очень благодарна всем, кто откликнулся на мои призывы донатить команде „Активатики“. Я пересматриваю наш фильм, и плачу. Разговариваю с родственниками узников, и опять плачу. Но когда получаю слова поддержки и донаты на нашу деятельность, это очень греет, это дает возможность помочь другим узникам.

Параллельно с выходом фильма мы вновь объявили о фандрайзинге. Привлеченные средства пойдут на адвокатов для узников и на создание новых серий.

Нам пока отказывают американские фонды, говорят, что это не их мандат, что это не связано с демократией. Европейские фонды часто смотрят на политику Америки в отношении Украины, и тоже отказывают. Некоторые прямо говорят: сейчас же будет перемирие, и Путин всех обменяет. Бывают такие наивные суждения. Но мы понимаем, что это связано с тем, что эти люди никогда не жили в России и не понимают, что нельзя доверять ни единому слову Путина.

– А как западные политики могли бы помочь гражданским украинским узникам?

– Я призываю политиков показывать этот фильм в парламентах, особенно в парламентах страх, которые граничат с Россией. Обязательно в странах Балтии, Польше, Норвегии, Финляндии, Швеции. Фильм необходимо показать в Европейском парламенте, в Парламентской Ассамблее Совета Европы.

Важно, чтобы началась политическая дискуссия о том, что на оккупированных территориях путинская армия творит геноцид. В результате этой дискуссии должны быть приняты соответствующие меры.

Не мне учить западных политиков, как реагировать на геноцид. Мне кажется, что опыт Второй мировой войны должен им подсказать, что делать. Пробовали однажды умиротворить Гитлера, отдав часть территорий. Но нельзя же танцевать на этих граблях веками! Если мы сейчас дадим сожрать Украину, то завтра путинская армия со своими бесчеловечными практиками будет у нас в странах Балтии.

Наш телеграм-канал The Lithuania Литва — ваш оперативный и информативный гид по стране.
Источник
Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на The Lithuania.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник – The Lithuania.
Оставить комментарий

Читать комментарии

Читайте также новые расследования редакции:

Максим Викторович Шкиль, украинский предприниматель, замешанный в коррупционных связях