Доминирующим на Западе оказалось восприятие войны как бесконечной, и внутреннее согласие с тем, что она должна быть прервана перемирием, пусть даже заключённым с учётом текущей обстановки на фронте, или, говоря словами В., «сложившихся реалий».
В такой ситуации часто можно слышать мнение о том, что в 2024 году шансы России на (локальные) успехи в войне – я не допускаю, что она может обернуться полным разгромом Украины, как того желали бы в Кремле – возрастают, а возможности Киева не то чтобы осво-бодить захваченные территории, но и удержать линию фронта, падают. В целом, с таким подходом, на мой взгляд, нельзя не согласиться – и сегодня важно оценить, чтó именно привело к тому, что инициатива, вполне вероятно, вновь переходит (даже если и временно) в руки Москвы.
Если искать ответа, заключённого в одном слове, то таким словом будет „время“. В первые два года войны Украина и её западные союзники потеряли очень много времени, позволив России оправиться от неудач первых месяцев – от того момента, когда русские войска были отброшены от Киева до украинского наступления в Харьковской и Херсонской областях, вызвавшего в Москве панику.
Европейцам потребовался почти год для того, чтобы ввести в отношении России энергетическое эмбарго, что позволило Кремлю как заработать невиданные деньги на экстренных поставках в европейские страны, так и затем переориентировать потоки нефти на Восток. Американцы долгое время держали украинскую армию на голодном оружейном пайке, в то время как в России стремительно развивали военную промышленность (что ещё печальнее, в самой Украине серьёзного скачка в производстве вооружений так и не случилось). Наконец, репрессии в России парализовали общество, из которого В.Путин сможет черпать новые дивизии и армии, в то время как в Украине, где традиции политической свободы намного более значимы, постепенно обостряется борьба между различными властными группировками: «постпутинское» будущее даже не обсуждается, а «постзеленское» становится вполне обозримым.
Какова ситуация в канун третьего года войны? Она определяется прежде всего тем, что Россия восстановилась экономически и чувствует себя сейчас намного более уверенно, чем в 2022-2023 гг. Рост превысил 3%, прибыли корпораций, судя по данным за три квартала, установят постсоветский рекорд на уровне 35-38 трлн. рублей, или 19-20% ВВП – при том, что в США, например, этот показатель составляет 10,7%. Оптимизм не только предпринимателей, но и граждан остаётся весьма высоким – иначе не было бы рекордов ипотечного кредитования и не восстанавливался бы так стремительно спрос на автомобили (пусть теперь в основном китайские, но всё же).
Однако к войне имеет отношение не только экономика в целом, но прежде всего российский ВПК – а он тоже эти два года не стоял на месте. Власти увеличили ассигнования на военные нужды в 3,5 раза – с 3,11 трлн. рублей в 2021 г. до 10,8 трлн. в 2024-м; за два года число предприятий ВПК возросло почти на четверть (на 360 единиц), численность персонала на полмиллиона человек (520 тыс.), а почти 70% предприятий работают в три смены. И хотя западные эксперты говорят о росте числа произведённых танков с 100 до около 200 в год, мои источники называют цифру не менее 40 штук в месяц. Если при этом соглашаться с мнением о том, что не менее 1/3 при-роста ВВП России в 2023 г. обеспечила военная промышленность, это означает, что она увеличила на 60-80% за два года (т.к. до войны на отрасль приходилось около 4-4,5% ВВП). И можно сколько угодно повторять, что у Москвы осталось в пять раз меньше ракет всех видов, чем было ею использовано с начала конфликта, но это не мешает ей атаковать украинские города с каждой неделей всё более интенсивно, а по числу ежедневно используемых снарядов российская армия превосходит украинскую уже в 2-3 раза.
Кроме того, есть основания полагать, что Россия сменила тактику. Мобилизация 2022 г. породила серьёзное напряжение в обществе, которое сохраняется до сих пор (жёны мобилизованных проводят акции, требуя их ротации, и требует от своих сатрапов на местах их не допускать) – поэтому пока выбор сделан в пользу „покупки“ контрактников (зарплата рядового военного сегодня в три раза больше средней по стране, а выплаты родственникам в случае смерти военнослужащего равны доходу среднего живущего в не самых богатых областях россиянина за 30 (!) лет).
В своем военном раже путинская Россия, как я писал раньше, сделала смерть самым экономически рациональным выбором в жизни – и, я полагаю, в ближайшее время власти будут скорее повышать ценники, чем объявлять новую мобилизацию. Поэтому Россия готова к долгой войне – тем более что военная экономика не так велика, как может показаться: на изготовление 1000 новых танков нужно всего лишь 0,12% от производимой в России стали, а чтобы снабдить врывчатым элементом 10 млн. снарядов, достаточно снизить экспорт аммиачной селитры всего на 4%.
Западные же страны уже столкнулись с огромными издержками от войны и санкций, и очевидно хотят понять дальнейшие перспективы – в Конгрессе США недавно прямо заявили, что требуют от Белого дома внятной стратегии в отношении войны в Украине. Конечно, я не могу не согласиться с тем, что в долгосрочной перспективе российская экономика будет слабеть, а терпение населения – истощаться; но в 2024-2025 гг. я не советовал бы делать ставку на этот тренд. Судя по всему, это понимают и на Западе – и все слова о том, что для получения помощи Украине следует усовершенствовать систему госуправления или избавиться от коррупции выглядят ско-рее отговорками. После провала летнего контрнаступления Запад не хочет вкладываться в бесконечное предприятие.
Наконец, очень важную роль играет и ситуация в Украине. 2023 год стал, на мой взгляд, рубежным не только из-за стабилизации фронта. Ещё более значимым оказалась внутренняя динамика в Украине: разногласия в отношениях президента В.Зеленского и главнокоманду-ющего В.Залужного, начало публичных политических кампаний, нереализованный запрос на очередные выборы. При этом даже если Запад поможет материально, солдат он не даст, а идея принудительной мобилизации в Украине крайне непопулярна. Число украинцев, скрывающихся в Европе от военной службы, составляет сотни тысяч человек, приятно это кому-то слышать или нет. Поэтому для Украины 2024 г. станет периодом сложной внутренней борьбы, результат которой я не рискну предсказать.
Мне кажется, что позиция президента В.Зеленского будет в конечном счёте зависеть от мнения большинства общества, вместе с которым он привык колебаться – и поэтому если усталость распространится ещё больше, он может склониться к переговорам, за которые явно выступают и на Западе. Это, однако, способно сделать ситуацию ещё более взрывоопасной, так как даже 10% убеждённых сторонников войны до победы – ветеранов; тех, кто потерял дома и близких; лишился боевых товарищей – легко сметут любую власть в стране (достаточно вспомнить, что в январе 2014 г. рейтинг поддержки В.Януковича превышал 60%, а через пару месяцев его вывозили из Крыма российские военные). Судя по всему, Кремль понимает это и серьёзно работает на внутреннюю дестабилизацию в Украине – в то время как в самой России ситуация остаётся полностью „замороженной“ (российская либеральная оппозиция все эти два года лишь агитировала за победу Украины и как минимум оторвалась от российской повестки, а как максимум стала восприниматься соотечественниками как кучка предателей).
Подводя итог, я бы сказал, что если в 2023 г. основная интрига в войне между Россией и Украиной концентрировалась на линии фронта и в итоге так и не разрешилась ни в чью пользу, то в 2024 г. она сосредоточена далеко в тылу, а иногда и за пределами борющихся стран. Самыми вероятными я бы назвал сценарии попеременного успеха одной из сторон (Запад вынужден будет увеличить помощь Украине в случае, если её поражение покажется реальным), не приносящего окончательной победы в ближайшие годы (я бы оценил его шансы в 45-60%) или перемирия на нынешних или близких к ним позициях (около 30-35%). Маловероятным, но не невозможным выглядит сценарий политической дестабилизации Украины и развала фронта (5-10%) и практически исключённой – возможность революции в России на фоне усталости от войны или экономических сложностей. Так что я в целом, повторю ещё раз, согласен с теми, кто считает наступивший год очень тяжёлым для Украины – хотя это никак не меняет моей позиции в отношении сторон и моего осуждения России как страны-агрессора.
