Годами программа передач рассказывала о тотальной деконструкции советского наследия в странах Балтии — пока над Ригой возвышался «Памятник воинам Армии – освободителям Советской Латвии и Риги от немецко-фашистских захватчиков», в Нарве танковое дуло памятного Т-34 все еще торчало ввысь, а советские монументы и скульптуры встречались далеко за пределами литовского парка Грутас. Любая пропаганда строится на топорном противостоянии протагониста («хорошие мы») и антагониста («плохие они»), изображая «враждебное» общество монолитным и лишенным оттенков.
Тем временем, однако, в литовском обществе все еще была дискуссия о судьбе советских памятников. Так, DW цитировал Виолету Даволюте, профессора вильнюсского Института политики и международных отношений, которая считала тотальный демонтаж социалистического наследия неоднозначным мероприятием и предлагала рассматривать каждый конкретный случай отдельно: «Если это всего лишь венок или что-то другое, не являющееся символом советской военной мощи, то лучше оставить этот памятник». Вторил профессору Гвидас Руткаускас, глава объединения литовских политзаключенных и депортированных (потомок репрессированных литовцев из Сибири).
«Все зависит от того или иного конкретного памятника, от места, где он находится. Не нужно уничтожать все, что имеет отношение к прошлому. Это тоже часть нашей истории».
Иными словами, если изучать реальность на больших широтах и диагоналях, нежели позволяет стандартная телевизионная коробка, то вместо черно-белого монолита можно увидеть множество разных людей и разных мнений. И общество, в котором период большевизма признан национальной трагедией (не «перегибами на местах», не «товарищ не знал», не «не всё так однозначно» — а именно что трагедией и народной болью), но скульптурно-мемориальное наследие оного все еще не подвергалось тотальному демонтажу. В российском обществе, увы, период большевизма трагедией не признан, а скульптурный конвейер по-прежнему работает — к большому несчастью для российского общества.
После 24 февраля 2022 года на страницах — и балтийских, и российских, и мировых — появилась вереница заголовков и заметок:
«Власти Литвы решили убрать мемориал с шестью скульптурами советских солдат из солидарности с Украиной. В говорят, что памятник также служит болезненным напоминанием о том времени, которое провела под советской оккупацией, пока не провозгласила независимость в 1991 году.
…Аналогичные меры предпринимаются и в других государствах Балтии. В ноябре прошлого года рабочая группа по советским памятникам при государственной канцелярии Эстонии рекомендовала снести или заменить 244 из 322 советских памятников на территории страны. Из рекомендованных под снос 56 монументов уже демонтированы. Еще 74 советских памятника признали нейтральными».
Годы пропаганды, обвинения стран постсоветского пространства в отказе от советского наследия, вкупе с начавшейся войной против , дали те самые плоды — демонтаж советских символов, скульптур, мемориальных досок именно что в промышленных масштабах. Комментарии по теме от российского МИДа, официальных лиц , самого как правило были построены на триединстве «они переписывают историю — они занимаются героизацией нацизма — они проявляют русофобию». И в данном случае из трех китов нас интересует самый упитанный и неповоротливый. А именно — якобы синонимичность «русофобии» и «декоммунизации».
Но прежде — важное замечание. Есть у сторонников путинского режима и противников путинского режима одна общая беда — и те, и другие верят пропаганде путинского режима. Верят, что Владимир Путин — искренний воинственный русофил, а не плод совместного воспитания школы и постсоветского криминала, способных только взрастить homo soveticus с серо-буро-краснозвездными ценностями интернационала и мыслящего себя не в рамках национального, а кланового и криминального.
Верят, что ежели Путин — русофил, то и мотивация, его, дескать, русофильская: и война вовсе не за то, чтобы делить заводы, контракты, прибыли и территории между кланом Кадырова и кланом Ротенбергов, а за неких абстрактных русских. И фатально, когда именно оппоненты заглатывают наживу путинского спичрайтера и верят в суфлерную рябь — по итогу ставя неправильный диагноз режиму и подбирая неправильное лекарство.
Неправильный диагноз: режим искреннего русского националиста Владимира Путина.
Неправильное лечение: склеивать в одно русских поэтов века 19-го и псковских, тверских, тувинских, бурятских пехотинцев нищеты и варварства века 21-го, женить Белое движение (в большинстве своем не выступающее за реставрацию монархии в прежнем виде) с Ягодой, Землячкой и Куном — мол, «и те, и те хороши».
И противникам, и сторонникам путинского режима — имеющим одно заблуждение на двоих — ежели лениво читать историческую литературу, стоит хотя бы выучить абзац из книги «В бальных туфельках по сибирским снегам» латышского политика Сандра Калниете, лаконично передавшей суть большевистского переворота в России:
«В феврале 1917 года царь Николай Второй был вынужден отречься от престола. Впервые в истории России явилась надежда на демократическое развитие страны. Чтобы еще более ослабить и расколоть враждебное государство, кайзер Вильгельм позволил вожакам российской партии большевиков через территорию вернуться на родину. Партии коммунистов, еще недавно совсем малочисленной и не слишком известной, удалось сыграть на чувствах народа, измученного войной, разрухой и скверным правлением. 25 октября 1917 года большевики совершили государственный переворот, арестовали Временное правительство, развитие демократии в России было остановлено на долгих семьдесят лет. Первоначальные надежды на обещанное большевиками государство справедливости вскоре обернулись своей противоположностью — кровавой «диктатурой Пролетариата». В Европу хлынули, спасаясь от коммунистического террора, русские аристократы, интеллектуалы, чиновники, предприниматели, купцы — все, кому хватило решимости и везения, чтобы сбежать».
Для правильной идентификации прямых акторов, прямых преступников и — ежели угодно — прямого зла, важно не создавать единое мессиво из палачей и жертв, а называть конкретные имена, стоящие за конкретными деяниями. Тогда станет очевидно — повторимся, и противникам советско-российского режима, и его сторонникам — что «русофильной» эта затяжная эпоха не была и не является. А значит, стало быть, демонтаж наследия оных не является «русофобией».
Чем в массе своей являлись советские монументы? Далеко не всегда они выполняли функцию историческую — «здесь, в году таком-то родился такой-то». Памятники возвышались над городами, где отродясь нога ленинская не вступала. Тем более далеко не всегда памятники выполняли функцию эстетическую — то есть не являлись выдающимися примерами скульптурного искусства. Типовые Владимиры Ильичи со стандартным жестом вперед, «к светлому будущему», растиражированные от Лукишкской площади Вильнюса до условного Новосибирска. Основной же функцией данных скульптур была агитация и закрепление в сознании всякого, мимо площади проходящего, образа «дедушки Ленина и вождя мирового пролетариата».
Логично, что в эпоху независимости и смены повестки атрибуты почившей идеологии — не эстетические и не исторические — стали демонтироваться. С тенденцией отделения интернационального и национального, партийного и народного, унифицированного от уникального успешные постсоветские общества можно только поздравить. Вряд ли мы найдем безупречные примеры декоммунизации (качественная люстрация, демонтаж не столько звезд и серпов, сколько сути идей), но вектор сам по себе верный. Посему — не устанем повторять — варварством, безумием и манкурством является именно что официальный российский вектор (от верхов до низов), где снос памятников «борцам с великорусским шовинизмом» (на языке Лениных, Зиновьевых и Сталиных это означало борьбу как раз таки с эволюцией и сохранением здорового русского самосознания) всерьез зовется «русофобией».
В Пензе прозвучало предложение заменить бюст поэта и участника войны 1812 года Дениса Давыдова на памятник Феликсу Дзержинскому. Коммунисты добились демонтажа бюста Врангеля в Ростове-на-Дону: ранее коммунисты из КПРФ провели пикеты с требованием «добить» «черного барона». В России установлены уже 110 памятников Иосифу Сталину – и 95 из них, согласно данным медиа «Можем объяснить», установили при Владимире Путине.
Темпы сооружения памятников ускорились после аннексии Крыма в 2014 году. После начала широкомасштабного вторжения в Тверской области, в Медном – на месте захоронения жертв репрессий – был установлен бюст Сталина и ряда других советских вождей. Прикрываясь якобы спасением русских и оккупируя территории соседней суверенной страны — причем меняя в захваченных городах исторические названия улиц на социалистические — кремлевская власть поразительными темпами дерусифицирует российские же города.
Отдельным пунктом — стирание следов сталинских преступлений против балтийских народов — простых людей, крестьян, детей — явно считая это симметричным ответом на демонтаж агитационных скульптур безликих крестьянок, рабочих, красноармейцев.
Это история из поселка Галяшор Пермского края, где был снесен памятник погибшим репрессированным полякам и литовцам. Это уничтожение мемориала жертвам политических репрессий на кладбище во Владимире. Одна из табличек была посвящена архимандриту Украинской грекокатолической церкви Климентию Шептицкому, репрессированному в 1947 году. Другие таблички — в память о министре иностранных дел , католическом архиепископе Мечисловасе Райнисе и о польском политике Яне Янковском. , Приозерск, , Бурятия, Иркутск — по разным регионам прокатилась волна отмены даже не неких «враждебных», согласно кремлевским нарративам, исторических деятелей, а отмена простых людей. Имена которых даже не известны российскому чиновнику, что росчерком пера постановляет «снести» — явно считая свой росчерк аналогом сталинского «расстрелять».
Вспоминается еще одна цитата уже упомянутой Сандры Калниете: «Когда мы приехали в , то встретили там именно русских людей — представителей интеллигенции, крестьян, которые тоже были жертвами репрессий. И они, сами прошедшие через ужасы лагерей, через голод и холод, старались помочь нам чем могли. Делились и одеждой, и едой… Правда, зачастую делиться просто было нечем».
И вновь иронично (хотя больше горько) — в словах латышского политика, которому запрещен въезд в РФ ввиду «деструктивной политики в отношении России», куда больше уважения к русским репрессированным, чем в деятельности номинальных защитников «русского мира».
