Микалоюс Константинас Чюрлёнис – литовский homo universalis

Эпоха перелома между XIX и XX веками проникла весьма положительно в душу Микалоюса Константинаса Чюрлениса, который старательно стремился выздороветь и помочь в этом не только себе, но и другим. Именно поэтому он назвал свой роман «Путеводный свет» («Параболы и лекарства»). Возможно, остался только небольшой фрагмент этого произведения, представляющий собой слова доктора: «Часы в обрамлении правого века, мигнув мне левым глазом, заявили, что моя полная благосклонность может безопасно брести по улицам».

В 1905 г. в письме брату Повиласу Чюрленис рассказывает о единственной попытке опубликовать этот роман в польском журнале «Химера»: – Когда редактор читал рукопись, у него было очень глупое выражение лица, но после того, как прочитал, оно стало еще глупее. Редактор был озадачен: – Это бред или работа гения? По-видимому, он придерживался последнего убеждения.

О Чюрлёнисе

По паспорту у Чюрлениса было двойное имя – Микалоюс Константинас, но звали его Кастукас, Костас. В письмах невесте из Петербурга на конверте он подписывался – Николай.

В метрике о рождении фамилия литовского гения значилась «Чурлянëвѣ». Лишь после 1905 г. Микалоюс Константинас стал использовать литовское написание Čiurlionis, под этой фамилией его знает весь мир.

В народном училище в Друскениках – аналоге современной начальной школы — Костас учился на русском языке. Его отец был литовцем, в родне у матери были немецкие корни, но в семье говорили по-польски, это позволяло приобщиться к польской шляхте. Так и получилось, что литовец Чюрленис свободно говорил и писал на польском и русском, а родной язык, так же, как и немецкий, был у него в пассиве.

Как и положено настоящему гению, его жизнь оборвалась трагически рано – в 35 лет, из них – 21 год он профессионально занимался музыкой, семь лет отдал живописи, одновременно вел дневники, делал литературные зарисовки. За все отпущенное ему время он сумел написать около 400 музыкальных произведений, нарисовать 300 полотен, создать несколько философских сказок, а его эпистолярное наследие насчитывает 289 сохранившихся писем. Пять из них написаны по-литовски.

Сфера его интересов включает как естественные, так и гуманитарные науки. По своим способностям он был человеком Возрождения, и смог реализовать себя, как в живописи – был предшественником футуризма Малевича, авангардизма Кандинского, предвосхитил группу художников интуистов «Амаравелла», так и в музыке– стал родоначальником литовской симфонической музыки. В культуре Европы ХIX –XX веков таких примеров «универсального человека» (лат. homo universalis) немного: это Станислав Выспяньский – поэт, драматург, живописец, театральный деятель в Польше и Уильям Блейк– поэт, художник и гравёр в Англии.

Но если о Чюрленисе–живописце и музыканте написаны монографии, опубликованы статьи, то о его литературном даре информации почти нет. Попробуем заполнить эту нишу.

Чюрленис родился в семье органиста, и музыка сопровождала его с самых первых шагов. Недюжинные музыкальные способности позволили ему получить блестящее образование сначала в Варшаве, а затем в Лейпциге. И вот, ценой титанических усилий музыкант, композитор, хормейстер достигает желаемого высочайшего уровня профессионализма, ему предлагают блестящую карьеру преподавателя сначала в Люблинской музыкальной школе, а затем в Варшавской консерватории. Трам-та-ра-рам!!! А он … неожиданно отказывается от хорошо оплачиваемой работы: рисует картины, пробует себя в литературном жанре.

Как же это произошло?

В дождливый осенний день 16 октября 1901 г. Чурлянис записался в королевскую консерваторию Лейпцига и стал называться «Herr Šurlianis». О себе сообщил следующее: — Прибыл из России, исповедую римско-католическую веру, по специальности – композитор, за учебу платить буду сам.

Накрапывал мелкий дождь. «Herr Šurlianis» тащил свой деревянный, обитый клетчатой тканью чемодан, и с волнением оглядывался по сторонам. Он был первый раз в чужой стране. В городе, где жили Бах, , Мендельсон. Костас довольно легко нашел нужный адрес. Ул. Эльзасец 9-1. Вход вел в подъезд, где главным украшением была резная деревянная лестница и замысловатый кафель на полу. Комнату сдавала фрау Кроль, еврейка родом из России. Заснуть в тот вечер ему удалось не сразу.

Благополучный бюргерский город совершенно покорил новоиспеченного студента и 24 ноября в письме к другу Евгению Моравскому Костас взахлеб рассказывает о преимуществах учебы в «консерве», как он называет свое учебное заведение:

– Каждые 10 дней бесплатные билеты в Оперный театр, концерты в Гевандхаусе – знаменитом концертном зале на Августус-плаце. Играют Г.Ф. Генделя, П. Чайковского, Р. Вагнера, Ф. Листа. В библиотеке – штудируй принципы инструментовки Г. Берлиоза, Р. Штрауса. В галерее – потрясающая картина Беркли «Остров мертвых». Но главное, главное, профессор Карл Рейнеке «не станет пренебрежительно читать страницы твоих вариаций, пока хорошо не услышит, что ты ему принес». – Одним словом, приезжай, вместе будем работать, потом говорить о всякой всячине и серьезных вещах, – и добавляет, что в течение месяца должен заговорить по-немецки.

Однако, заговорить по-немецки он так и не сможет. Миром Лейпцига правят аккуратность, технический прогресс и главный герой – Господин Пфенниг. Правила, которые никогда не привлекали Константинаса. Без друзей, без денег, без знания языка он чувствует себя одиноким. Единственная возможность поделиться своими мыслями – письма. Вот выдержки из них: – Знакомых здесь у меня никаких нет…– Душно мне здесь, потерял веру в своих учителей. – Что ж, господин не виноват, что поляк. – Пробовал ли ты когда-нибудь пить чай один?

За 270 дней пребывания в чужой стране Чюрленис напишет 143 письма, то есть каждый второй день по письму. Не каждый блогер сегодня может похвастаться такой частотой обращений к своим читателям.

Одновременно за это время Костас сочинит увертюру, 30 канонов, один квартет. При том что «Herr профессор» Рейнеке морщится от литовских народных мелодий и безжалостно выдергивает их из ткани кантаты, показывая партитуры Мендельсона и Вебера, приговаривая: – Вот здесь вот так и это «fein» (в переводе с немецкого – «отлично»), а то что написал «Herr ученик» — это не «fein», и было бы хорошо, если бы «Herr ученик» был бы столь любезен исправить свои диссонансы. Тогда будет «fein».

Жизнь в чужом городе заставляет Чюрлениса пребывать в молчании и одиночестве. Практически, он использовал, как мы бы сейчас сказали, метод Випассаны– древнейшую технику медитации из Индии. Во время такой практики собравшиеся сознательно обрекают себя на молчание в течение длительного времени, чтобы обрести внутреннюю гармонию.

Мы не можем утверждать, что Костас знал о существовании Випассаны, но в его судьбе Лейпциг становится поворотным пунктом. Именно здесь Чюрленис сознательно обращается к языку живописи. 22 декабря 1901г. в письме к Марьяну Маркевичу сообщает: – Купил немного красок и холста. Наверное, ты скажешь, что холст мог бы пригодиться на что-нибудь другое. Мой дорогой, я тоже чувствую угрызения совести из-за этих истраченных марок, но должен же я иметь в праздники хоть какое-то развлечение.

Следующий шаг – Чюрленис разрешает себе обратиться к литературе. Первая дошедшая до нас философская «Сказка» тоже была написана в Лейпцигский период.

«Был страшный зной, серо-желтые дома стучали зубами, разноцветные вывески ярко блестели. (…) Какой-то старый человек, уже совсем старик, еле волоча ноги, опираясь на палку, тряся головой, стал предо мной и начал пристально смотреть на меня. (…) «Нищий», — решил я мысленно и уж хотел вынуть из кармана медяк, но старичок, странно прищурив глаза, спросил таинственным шепотом: – Скажи мне, друг, как выглядит зеленый цвет? – Зеленый цвет? – Хм… Зеленый цвет, это цвет, – ну, такой как трава, деревья… Деревья зеленого цвета, листья, – ответил я ему и оглянулся вокруг. Но не было ни одного деревца, ни одного стебелька травы», — это выдержка из «Сказки» Чюрлениса.

Какое же литературное наследие оставил Чюрлёнис?

Сохранившееся литературное наследие художника – это, в основном письма с красочными описаниями, практически рассказы. Много открыток с эскизами картин автора. М.К. Чюрленис опубликовал ряд публицистических статей. Есть несколько философских притч в форме белых стихов – уже процитированная Сказка, Псалом, Море, Осенняя соната (другое название Осень) – с неожиданными поворотами и темами.

Вот отрывок из «Псалма»: «На берег речной вышли мы, а конец шествия только показался из темного бора. – Река! – воскликнули мы. И те, кто рядом был, вторили нам: — Река! Река! А кто в поле был, кричали: — Поле, поле, поле! В конце же идущие говорили: — В лесу мы, и удивительно нам, что передние кричат: «поле!, поле!», «река, река!». – Лесом мы идем, — так говорили они, ибо не знали, что находятся в конце шествия».

В альбоме для зарисовок («Pešimo albumėlis») 1905-1906 годов у Чюрлениса есть цикл из 12 частей – литературные наброски впечатлений о Кавказе и Крыме – в форме стихов в прозе. Первую часть автор открывает такими словами:

– Я обещал написать тебе письмо – письмо ДевдурАчеку.

В. , известный исследователь творчества Чюрлениса, дал название этому циклу «Письма к Девдурачеку».

«Девдурачек», а также – «Казбечек» или «Ари» – так Чюрленис обращается к юной Галине, которую он обучает музыке, дочери Брониславы Вольман покровительницы его творчества. Это уменьшительные прозвища от местных географических названий: ледника Дьюдораки, кавказских гор Казбек и Арарат.

«– И я вспомнил тогда, что было время, когда мир был похож на сказку, солнце светило во сто крат ярче, огромные леса блестящих, серебристых орехов возвышались над берегами сонных озер, а среди возвышающихся златочешуйных хвощей страшный птеродактиль летел, шурша, воспламеняющий от ужаса, и исчезал в лучезарном тумане двенадцати радуг, вечно стоявших над тихим океаном.

Ты помнишь те времена, мой малыш? Ты ведь помнишь, не так ли? Ты, конечно, знаешь. Не отрицай это. Я вижу это в твоих глазах, мой маленький Казбечек.»

Нежное экзотическое обращение к девушке, бесхитростные и искренние описания, использование высокого штиля –дают ощущение присутствия при коленопреклоненном объяснении в любви, хотя о любви не сказано ни слова. Кому? Не то Девдурачеку – Галине, не то горам, не то всей Вселенной.

Почему надо было писать письма Галине, которая находилась с Чюрленисом на одном и том же курорте Крыница-Гурска? Прочитала ли она эти письма – все это остается тайной. Поэтическая логика не может быть истолкована буквально и сильно отличается от формальной.

История сохранения литературного наследия

10 апреля будет 113 лет, как литовский мастер покинул нас. Как же удалось сохранить его литературное наследие и почему раньше об этом не упоминалось? Чтобы понять это, отправимся в 1907 г. В это время Чюрленис приезжает в , снимает маленькую комнатку по улице Андреевской 11 – 6 (сейчас это улица Savičiaus 11), и ищет работу. В газете публикует объявление, что профессиональный музыкант с дипломами Варшавской и Лейпцигской консерваторий дает уроки музыки.

Он готов был работать и в музыкальной школе Вильны, так назывался Вильнюс в то время. Там состоялся его разговор с заведующим Зенонасом Якубовскисом. Руководитель музыкальной школы попросил «пана Чурляниса» предъявить дипломы. Костас ответил, что в Вильне у него дипломов нет.

– А где же они, – заинтересовался Зенонас.

Ответ музыканта его озадачил: – Под кроватью в Друскениках.

Не трудно догадаться, что работу в музыкальной школе «пан Чурлянис» не получил. Но самое интересное, что музыкант сообщил чистую правду. Все его документы, дневники и литературные записи хранились в ящиках под кроватью в тесном домике в Друскениках – родном гнезде семейства Чюрленисов.

Младшая сестра художника – Ядвига – вспоминала: в 1907 г., когда ей было 9 лет, она любила рассматривать «сокровища» своего старшего брата – Костека. Все его «богатство» хранилось в трех ящиках под кроватью в большой комнате. Ядвига с трудом вытаскивала большой ящик посередине, там лежали «гады» морские – колючая морская «звезда», желтоватый краб со скрюченными лапками, хорошо, что крепко привинченный к коробке. А еще камушки и целая коллекция ракушек. Все эти чудесные вещи брат привез с Кавказа. В ящике справа находилась целая коллекция открыток – это были привезенные братом репродукции картин.

А в ящике слева лежали стопки тетрадей в черных клеенчатых обложках. Тетради были исписаны мелким аккуратным почерком. Это были дневники Кастукаса, а также его литературные записи.

Уже после смерти художника, в конце апреля 1911г. в Друскеники прибыл Антанас Жмуйдзинавичюс – художник и друг – и увез картины и все рукописное «богатство» М.К.Чюрлениса, хранившееся под кроватью. Все это было передано Игнасу Шлапялису, который готовился написать монографию о художнике.

Игнас кропотливо изучал записи, иногда публиковал некоторые выдержки из дневников. Проблема была в том, что Чюрленис писал по-польски. При публикации отрывков Шлапялис переводил тексты на литовский язык. По мнению В. Ландсбергиса перевод был выполнен построчно, и в большинстве случаев магия и поэзия языка оригинала были утрачены.
А во время 1-ой мировой войны записи и дневники литовского художника и музыканта пропали, остались лишь напечатанные в прессе или в монографии И. Шлапялиса выдержки.

О письмах

Однако, остались письма Чюрлениса, адресованные его друзьям и родным. Отчасти они смогли компенсировать пропажу утерянных дневников. Именно здесь звучат его мысли, желания, надежды. А главной сокровищницей литературного дара Микалоюса Константинаса являются его письма к невесте, а затем жене – Софии Кимантайте.

В письмах к Софии Чюрленис свободен, и дает волю своей фантазии. В них он волшебник, а не нищий изгой. Он окутывает любимую в нежнейшую паутину слов или снов. По словам исследователя Радослова Окулича-Казарина, «Понятие Сна заслуживает здесь большой буквы, потому что для символистов, а Чюрленис был одним из них, оно составляло одно из важнейших понятий – синоним истинного искусства, (…) лучше всего выражало вселенскую гармонию, (…), а также защищало ее от (…) апокалипсиса обыденности.»

В письмах-снах Чюрленис как бы берет Софию за руку, и вводит в высокие храмы, показывает пирамиды, возносит на вершины скал, где покорные львы ложатся у их ног:

«– Помнишь, как мы отдыхали в Оазисе, в тени кокосовых пальм. Собиралась страшная буря. Поднимались чудовищные тучи, и полпустыни закрыли они своей тенью… Мы были спокойны – ты улыбалась. Большой лев и львица лизали твои ступни. Помню твои слова: «Знаешь, почему мы не боимся? — говорила ты – потому что мы хоть и умрем, усталые телом, — встретимся в других краях. И как всегда – ты и я, потому что мы – Вечность и Бесконечность.»

По мнению В. Ландсбергиса, мы только сейчас открываем для себя Чюрлениса – талантливого поэта, писателя, может быть, еще и потому, что он сам относился к своему творчеству слишком требовательно. Сначала не хотел публиковать в надежде доработать, а позже не хотел заявлять о себе как о польском литераторе. Есть сведения, что в 1907г. по этой же причине он отказался от персональной выставки своих картин в Варшаве.

Исследователь творчества литовского гения Александрас Красновас считает, что «одной из главных причин забвения Чюрлениса-писателя является поздняя публикация его произведений. Часть была опубликована в книге профессора Витаутаса Ландсбергиса «О музыке и искусстве» («Apie muziką ir dailę») в 1960 году, а еще несколько — в журнале «Пергале» в 1975 году, спустя много времени после смерти автора. К тому времени все литературные факты уже заняли свои места. На самом деле, трудно что-то изменить, ввести новые факты или интерпретацию после того, как порядок устоялся.»

Бред или работа гения?

За прошедшие 119 лет с момента написания процитированного выше письма слова – «Бред или работа гения?» – нередко звучали и при знакомстве с творчеством Чюрлениса–живописца. В 1908 г. на второй литовской выставке организаторы даже настоятельно просили г-на Чюрлениса кратко описать, что нарисовано на каждой из картин, дабы избежать непонимания публики.

В отрывке романа Чюрлениса говорится о часах — как о символе времени, а также о действиях с глазами — и это вызывает невольную ассоциацию с фильмом Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали «Андалузский пес», где крупным планом показано, как бритвой собираются рассечь глазное яблоко. Расплавленные часы, как синоним нелинейного времени, уже давно стали эмблемой Дали.

Авторы нашумевшего фильма делились тем, как работали: «Мы хотели воплотить в визуальных образах некоторые уровни подсознания». И это именно то, что возникает от чтения отрывка Чюрлениса. Ненапечатанный текст литовского художника относится к 1905 г., фильм, ставший классикой артхаусного кино, выйдет в прокат в 1929 г. Вполне вероятно, что и литературу Чюрлениса ждал путь пионера авангардизма, не сложилось.

В сохранившемся отрывке романа Микалоюса Константинаса настойчиво утверждается, что автор – «совершенно здоров». Но в названии будущего романа зафиксирован процесс, а не результат: «Записки не выздоровевшего (!!!), а выздоравливающего». В это время он не может знать, но как будто предвидит то, что в 1910 г. попадет в частную клинику для лечения психических заболеваний и, как заклинание, старается отвести эту судьбу от себя.

Проект «M.K. Čiurlionio kūrybos populiarinimas rusakalbiai auditorijai Lietuvoje» создан при поддержке фонда печати, радио и телевидения (SRT Fondas)

Читайте также новые расследования редакции:

Максим Викторович Шкиль, украинский предприниматель, замешанный в коррупционных связях