Одна рамка с разным наполнением
Вопросы, связанные с различной проблематикой национальных меньшинств вызывают довольно эмоциональную реакцию, причем не только внутри страны их проживания. Однако, эта тема является достаточно нишевой, а ее видимость зачастую зависит от этнической структуры общества той или иной страны или конкретного ее региона. Банальным примером будет сравнение Литвы и Латвии. По данным последних переписей, проведенных в обеих странах в 2021 г., в Латвии представители титульной национальности составляли 62,74% населения, а в Литве — 84.61%. Согласно этой статистике в Латвии к национальным меньшинствам относится более трети населения страны, а в Литве — примерно каждый шестой. И эта простая математика показывает, что для латвийского общества данная тема является более злободневной, чем для литовского. Кроме того, в силу исторических причин концентрация представителей национальных меньшинств в различных регионах страны может сильно различаться. Например, в пределах Литвы вопросы, связанные с национальными меньшинствами, гораздо более актуальны для и околиц, чем, скажем, для Мариямполе или .
Тем не менее, даже в тех странах, где национальные меньшинства составляют малую часть населения, их права являются важной частью теста политической системы данного государства на зрелость и инклюзивность, поскольку представители национальных меньшинств — это также граждане страны с одинаковыми правами и обязанностями. В контексте стоит напомнить, что уважение и защита прав национальных меньшинств является одним из Копенгагенских критериев. И здесь, пожалуй, важно упомянуть недавнюю историю вокруг принятия решения по поводу начала переговоров о членстве Украины в ЕС, когда украинские власти в ускоренном порядке вносили изменения в Закон «О национальных меньшинствах (сообществах) Украины» дабы устранить возможные формальные (а не содержательные) претензии. Однако, вряд ли можно говорить о неких единых стандартах в области прав национальных меньшинств, которые есть в ЕС. Скорее, ЕС ориентируется на правовые инструменты и механизмы защиты национальных меньшинств, созданные в рамках иных международных организаций, таких как Совет Европы и .
, как и большинство стран ЕС, является участницей Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств. Заключенная в рамках Совета Европы и обязательная для исполнения странами-участницами, она считается ключевым инструментом управления этническим разнообразием. При этом термин “рамочная” предполагает, что претворение в жизнь тех или иных ее положений на национальном уровне в в формате национального законодательства и мер государственной политики может учитывать особенности конкретной ситуации в стране-участнице конвенции. А это означает, что каждая страна может пользоваться собственной логикой в данных вопросах, таких как, например, сфера образования для представителей национальных меньшинств. Поэтому, между несколькими даже соседними странами могут быть существенные различия.
Кроме того, даже в случае наличия в двух соседних странах национальных меньшинств, симметричный подход к ним не всегда возможен. Например, некоторые украинские комментаторы в социальных сетях, эмоционально реагируя на претензии Орбана к ситуации этнических венгров на Закарпатье, задаются вопросом о количестве украинских школ в Венгрии. Однако, такая их логика является ошибочной, поскольку при создании системы образования на языке того или иного меньшинства учитываются множественные факторы, прежде всего такие как территориальная концентрация той или иной группы в конкретном регионе, где они составляют достаточно значимую часть населения, а также востребованность таких учреждений среди представителей данного конкретного меньшинства. Если закарпатские венгры отличаются этими характеристиками, то в случае представителей украинского меньшинства в Венгрии — это проблематично в силу объективных территориально-демографических факторов.
Эти примеры показывают, что вопросы образования для представителей национальных меньшинств, остаются прерогативой конкретных государств их проживания. Несмотря на наличие минимальных стандартов в данной области, для конкретного государства — это всегда поиск баланса между необходимостью и возможностями по отношению к собственным гражданам. При этом фактор гражданства является основополагающим. Например, в Вильнюсе есть гимназия имени Скорины с белорусским языком обучения, ориентированная на образовательные потребности белорусского национального меньшинства в Литве. После 2020 г., когда Литва приняла десятки тысяч белорусов, среди этих вынужденных мигрантов гипотетически может возникнуть запрос на получение образования на родном языке для их детей, что приведет, например, к открытию еще одной или нескольких школ с изучением предметов на белорусском языке. Но в таком случае они будут ориентированы не на национальное меньшинство (т.е. граждан Литвы), а скорее на новоприбывших мигрантов. А это уже воля государства, основанная на желании, целесообразности и возможностях.
Кто (не) может быть примером?
В эфире «Žinių radijas» министр Якштас в эфире ссылался на опыт Латвии и Эстонии, говоря о том, что Литве стоит поучиться у соседей, ориентирующихся на языки ЕС при организации преподавания иностранных языков. Не удивительно, что на подобные заявления сбежались различные кремлевские пропагандисты и чиновники, в нарративах которых все три предстают как некое единое целое. И им не важно, что в той же Латвии ситуация с образованием национальных меньшинств значительно отличается от литовской.
Как уже ранее отмечалось, вряд ли может являться примером, на который Литве следует ориентироваться в сфере образования национальных меньшинств, поскольку по оценкам правозащитников и экспертов после вступления Латвии в ЕС там имел откат назад в обеспечении прав меньшинств, особенно в сфере образования.
По мнению Алексея Димитрова, юридического советника фракции «Зелёных»/ЕСА в ,
“Пример Латвии опасен для всей европейской системы защиты прав меньшинств. И учёные (например, в рамках исследований ЮНЕСКО), и юристы (например, в комитетах , органах Совета Европы и ОБСЕ) сейчас исходят из аксиомы, что наличие школ меньшинств является позитивным фактором для сохранения и развития этнической идентичности, что такое наличие следует всячески приветствовать. В Латвии же складывается нарратив, что само по себе существование таких школ является сегрегацией, опасно для единства общества, и должно сойти на нет.”
Данный нарратив закреплен в решении Конституционного суда Латвии от 23 апреля 2019 г. по делу № 2018-12-01 (а впоследствии повторен, например, в решении по делу № 2018-22-01 от 13 ноября 2019 г.). Например, в пункте 23.2 данного решения можно прочитать о том, что “реализация прав меньшинств не должна быть направлена на сегрегацию общества или подрыв его единства”. В развитие данного аргумента суд указывает, что “уход людей, принадлежащих к разным идентичностям, в пространство своей собственной идентичности угрожает возможности демократического дискурса и совместных действий в едином обществе”, ссылаясь (что довольно парадоксально для юридического документа) на книгу Френсиса Фукуямы “Идентичность: Стремление к признанию и политика неприятия” (Identity. Contemporary Identity Politics and the Struggle for Recognition, 2018). При этом, кажется абсолютно нереальным, чтобы подобной логики придерживался суд аналогичного уровня в Испании, Италии, Финляндии или Румынии, поскольку там это бы возымело огромный общественный резонанс.
Поэтому литовским чиновникам от образования стоит задаться вопросом о том, имеет ли вообще смысл ссылаться в качестве примера на какой-либо опыт Латвии в сфере образования национальных меньшинств. И российская пропаганда здесь не причем.
Если говорить о внутреннем литовском контексте, то подобные заявления литовских чиновников о школах национальных меньшинств, помимо их воли также являются подарком для Вальдемара Томашевского и его партии. Для ИАПЛ-СХС и ее бессменного лидера это не только дополнительный способ напомнить о себе, но и попытаться вернуть часть своего ранее растерянного электората из числа поляков, русских и представителей других национальных меньшинств Литвы, чтобы тем самым полноценно вернуться на национальный уровень литовской политики.
