«Грязные русские деньги» против европейских санкций
В первой части статьи я описал четыре ключевых момента, связанных с западной санкционной политикой против российских бизнесменов: выборочность санкций, их ограниченное влияние на экономику и военную машину России, популистский характер персональных ограничений и юридическую непоследовательность, подрывающую доверие к западной правовой системе. Эти наблюдения позволяют понять общий контекст и подготовиться к рассмотрению следующих, не менее значимых моментов.
Пятый момент выглядит особенно циничным. С тех пор как ЕС заменил расплывчатое понятие «олигарха» на «влиятельного российского бизнесмена» и связал санкции с отношениями людей с крупными компаниями, выплачивающими в бюджет России значительные налоги, более 100 менеджеров российских корпораций оказались в санкционных списках. Например, из недавних пополнений списка можно отметить Сергея Древгаля, гендиректора Интер РАО ЕЭС. Эта компания в 2024 г. заплатила в России налогов на 10,3 млрд. рублей (или $114 млн.) – но, замечу, австрийский Raiffeisenbank выплатил в российский бюджет $402 млн., а французская LeroyMerlin — $128 млн.
Был ли отмечен хотя бы один случай, когда западные страны ввели санкции против своего гражданина за деятельность, приносящую выгоду российскому бюджету? Насколько я знаю, нет. Более того, если крупные российские банки подверглись европейским санкциям в первые три-шесть месяцев войны, тот же Raiffeisenbank не находится под ними до сих пор, и настолько озабочен репатриацией полученных в России прибылей, что даже сделал своим лоббистом правительство Австрии, до последнего выступавшее против 19-го санкционного пакета.
Между тем любая правовая система не принимает во внимание гражданство правонарушителя при определении наказания: если в Латвии местную жительницу изнасилует серб или испанец, он понесет ту же ответственность, что и гражданин Латвийской республики. Что же «сломалось» в западной правовой системе, когда речь заходит о санкциях?
Шестое обстоятельство приходит мне на ум, как только я слышу про русские «грязные деньги». Логично предположить, что полученные преступным путем доходы должны отслеживаться, а их собственники наказываться по законам об отмывании. Однако очень часто мы видим совершенно обратное. В России в последние десятилетия одним из самых распространенных способов крупных хищений становилось банкротство банков, в том числе и с государственным участием. «Межпромбанк», тесно связанный с кремлевской элитой; «Банк Москвы», в котором хранились в том числе и средства столичного бюджета, банк «Открытие», или «Пробизнесбанк», работавший с деньгами Московской области – все они были обанкрочены своими менеджерами и акционерами с целью хищения сотен миллионов долларов.
В России в связи с этим были заведены десятки уголовных дел, а Банк России вынужден был докапитализировать банки с 2014 по 2020 г. более чем на $12 млрд. Но судьба грабителей (Александр Лебедев даже придумал им специальное название – «банкстеры») сложилась отлично: Сергей Пугачев и Андрей Бородин, Сергей Беляев и Александр Железняк стали политическими беженцами, легко завели украденные деньги в Великобританию, Францию и США (Бородин даже купил самое дорогое частное поместье в Англии, а Беляев – дом в Нью-Йорке с двумя бассейнами и винной комнатой на 3 тыс. бутылок) и провозгласили себя борцами с режимом Владимира Путина.
Большинство российских бизнесменов, чьи активы сейчас арестованы в западных юрисдикциях из-за санкций, постепенно инвестировали в эти страны миллиарды долларов, происхождение которых проверялось, а легальность подтверждалась лучшими западными аудиторскими компаниями.
Некоторые, как Железняк и его компаньон Сергей Леонтьев оказались финансистами созданного А.Навальным ФБК, ныне специализирующегося на консультировании западных правительств относительно объектов для новых санкций.
Напротив, большинство российских бизнесменов, чьи активы сейчас арестованы в западных юрисдикциях из-за санкций, постепенно инвестировали в эти страны миллиарды долларов, происхождение которых проверялось, а легальность подтверждалась лучшими западными аудиторскими компаниями. В итоге Александр Бородин или Борис Минц, один из создателей обанкротившегося банка «Открытие», счастливо живут в Англии, а Михаил Фридман и Петр Авен изгнаны оттуда. Какой сигнал посылает тем самым Европа успешным предпринимателям из третьих стран, кроме того, что ей проще разговаривать с ворами, чем с теми, что действует по ее же собственным правилам?
Русский бизнесмен – жулик или честный человек?
Но вопрос о том, является ли русский бизнесмен жуликом или честным человеком, все же несет элемент оценочного суждения, поэтому я коснусь и седьмого обстоятельства. Любая правовая система (кроме сталинской и сейчас еще и путинской) предполагает невозможность наказания дважды за одно и то же преступление (ne bis in idem), что подтверждено, в частности, Европейской конвенцией по правам человека. Похоже, что идеологам санкционной системы данный принцип неведом.
Прощу прощения, но придется снова вспомнить Фридмана и Авена. В апреле 2024 г. им удалось, потратив почти два года, выиграть против Европейского Совета знаковые дела T-301/22 и Т-304/22: суд ЕС постановил отменить решения Совета ЕС о включении их в санкционные списки, принятое в 2022 г. Однако, понимая исход дела, Европейский Совет 23 марта 2023 г. в рамках 10 пакета санкций принял еще одно решение, второй раз вводившее против них санкции за те же «нарушения» с теми же формулировками, которое только еще оспаривается (дела T-283/23 и T-296/23).
Парадоксальность ситуации заключается в том, что между первым и вторым решением Совета ЕС оба бизнесмена не покидали территории Великобритании и никак не могли вести бизнес в России, обеспечивая финансирование путинской военной машины. Более того: за это время они оставили посты в своих компаниях, которые занимали в момент вынесения первого санкционного решения, но первое было отменено, а второе остается в силе до сих пор. Более того, после отмены первого решения правительство Латвии – страны, гражданином которой П.Авен остается – выступило с апелляцией против отмены санкций, которую, надо отдать должное Суду ЕС, генеральный адвокат А.Бьонди недавно рекомендовал отклонить. Несмотря на это, официальные лица республики продолжают распространять клеветнические сведения, а полиция отказывается возбуждать дела по жалобе предпринимателя. Получается, что люди были не просто наказаны дважды за одно и то же, но и получили более серьезное и продолжающееся наказание в момент, когда предприняли действия, направленные на преодоление первоначально приведшего к санкциям состояния. Попытка исправиться, которая в любом правовом режиме засчитывается обвиняемым «в плюс», в санкционном сценарии работает «в минус».
Западное законодательство — отдельно, санкции — отдельно
Восьмой момент, на который я тоже обращу внимание, появился относительно недавно, но тоже заслуживает рассмотрения. В попытках найти и арестовать принадлежащие подсанкционным лицам активы, европейские правоохранители не обращают внимание на ряд «мелочей», которые имеют порой фундаментальное значение.
Так, например, в конце 2024 г. в рамках реализации решения о введении санкций в отношении Алишера Усманова был наложен арест на итальянские компании Sardegna Servizi, Delemar, Punta Capaccia and Machina которыми бизнесмен предположительно владел через трасты, зарегистрированные в Делавере и на Бермудах. Представители бизнесмена настаивали на том, что он не обладает контролем над этими активами, так как они были переданы в безотзывный траст за несколько лет до введения санкций, а позже Усманов официально отказался от статуса его бенефициара.
В 2023 г. итальянский суд передал рассмотрение вопроса о сохранении ареста Суду ЕС, и в июле 2025-го Генеральный адвокат Суда ЕС М.Санчес-Бордона в ходе рассмотрения апелляции по этому делу вынес рекомендацию сохранить активы по арестом, хотя сама природа современного траста предполагает, что собственник передаваемого в него имущества лишен возможности им распоряжаться.
Насколько санкции вообще можно называть в полной мере правовым инструментом?
Вряд ли живущий ныне в Узбекистане Усманов обеднеет без пары вилл в Италии, но структура собственности большинства крупных европейских компаний основана на трастовых владениях уже десятки лет. Среди самых известных компаний из разных стран – немецкие BMW и Oetker Group, французские LVMH, Lauder и Stellantis (ex-Peugeot), шведская H&M, голландская Heineken, датская Lego, итальянская Barilla, австрийская Swarovsky и многие другие. Можно также вспомнить, что в последнее время финансовая сфера Лихтенштейна оказалась парализована, поскольку вторичные санкции, введенные властями США, потребовали нового уровня ответственности управляющих директоров трастов и семейных офисов – в результате чего директора более чем 800 трастов уволились, создав дополнительные проблемы для европейских банков, вынужденных взять на себя работу по оформлению отчетности «спящих» трастов.
Перечислять чисто юридические проблемы и нестыковки, возникающие в ходе реализации санкционного «законодательства», можно почти бесконечно. В последние годы – на что я хотел бы обратить особое внимание – вышли сотни книг и тысячи статей, в которых ведущие юристы обсуждают разного рода тонкости этой новой сферы права, но не появилось ни одной фундаментальной работы, в которой бы оценивалось, насколько санкции вообще можно называть в полной мере правовым инструментом. Между тем такие исследования были бы сегодня чрезвычайно своевременными, так как совершенно особое положение санкционных норм в контексте единого массива западного законодательства уже не может не вызывать сомнений.
За четыре года войны санкции так и не нанесли российской военной машине непоправимого ущерба, а санкции против частных лиц вынудили массу видных российских предпринимателей вернуться в Москву и в той или иной мере солидаризоваться с Кремлем.
Российский авторитарный режим защищает своих бизнесменов лучше западного права
В заключение я хотел бы отметить еще несколько обстоятельств.
Санкционная политика в наши дни – хотя в той или иной мере санкции использовались и в прошлые столетия – имеет огромный привкус эмоциональности. С одной стороны, она (и в персональных санкциях это воплощается особенно явно) имеет компенсаторный эффект, показывая солидарность европейцев с Украиной, которой Запад по понятным причинам боится оказать прямую военную помощь. Как мы видим, за четыре года войны санкции так и не нанесли российской военной машине непоправимого ущерба, а санкции против частных лиц вынудили массу видных российских предпринимателей (А.Мельниченко, Г.Хана, М.Фридмана и десятки других) вернуться в Москву и в той или иной мере солидаризоваться с Кремлем (тут я не могу не отметить, что Петр Авен, уже многократно упоминавшийся, остается единственным из российских миллиардеров, покинувших страну после начала войны, попавшим в санкционные списки, продавшим свои бизнесы в России и ни разу в страну с тех пор не возвращавшимся).
С другой стороны, введение санкций (персональные ограничения и тут являются особо важным случаем) в значительной степени обусловливается популистской природой современной политики: попадание в списки известных и состоятельных людей, тем более живущих или живших в западных странах, вызывает вполне понятные чувства у избирателей, в большинстве своем крайне негативно относящихся и к миллиардерам, и к иммигрантам, а в данном случае получающим единый объект для ненависти и шельмования, что не может не учитываться политиками, которые в этом случае просто играют на руку Путину, демонстрирующему российским бизнесменам, что западное «верховенство закона» защищает их куда меньше, чем российский авторитарный режим). Санкционная политика, таким образом, не могла не получить распространения в наше время и в нынешних условиях, и ожидать отказа от нее было бы странно.
Многие российские аналитики закончили бы этот текст рассуждениями о том, что нынешний кремлевский режим не вечен, что Западу придется рано или поздно возобновлять свои отношения с Москвой и что многие российские бизнесмены, выброшенные из той европейской жизни, на приобщение к которой они потратили массу усилий, никогда не станут столь расположенными к западным практикам, как прежде. Это верное замечание, и мне, как российскому гражданину, очень жаль, что часть моих когда-то проевропейских сограждан может отвернуться от Запада.
Однако я хотел бы сделать акцент на совершенно ином обстоятельстве. Меня куда больше беспокоит то, что в суете борьбы с российской агрессией Запад применяет приемы и методы, серьезно подрывающие те его внутренние основы, без которых он не был бы самим собой. Помимо России, фундамент традиционного порядка сейчас подрывается и многими другими факторами: популизм подчиняет себе институты представительной демократии; информационные сети делают эмоции важнее аргументов; глобализация порой ставит финансовые интересы выше соблюдения закона; новые культурные веяния и нашествие носителей незападных идентичностей размывает либеральные правовые нормы, прикрываясь при этом концепциями мультикультурализма и идеями прав человека.
На мой взгляд, у Запада нет никакой более прочной основы, чем принцип индивидуализма и индивидуальной ответственности; набор норм, предполагающий равенство наказаний, отсутствие ретроактивности и неприятие множественности наказаний за одно преступление. У него нет ничего более инновационного, чем разделение властей и признание роли судебных институций, неведомое нецивилизованным общностям. Прежде чем разрушать все это в стремлении отправить очередной русский «грязный миллиард» обратно в Россию, где он будет потрачен на новые грозящие Европе вооружения, я бы как минимум сильно задумался…
Читайте первую часть статьи