«Забытая свобода» мысли. Как привлечь Россию к ответственности за разрушение украинской идентичности

Поскольку Дональд Трамп продолжает настаивать на „нормализации“ отношений с Путиным, сегодня как никогда важно добиться привлечения к ответственности России за преступления, совершенные в ходе вторжения в Украину. Если эти преступления останутся безнаказанными — или, что ещё хуже, будут фактически вознаграждены, — Европе придется распрощаться с надеждой стать подлинным оплотом „верховенства права“. Тогда российские военные преступники смогут свободно разгуливать, например, по Стокгольму и Брюсселю. И это будет означать только одно: Путин действительно одержал победу, а мир окончательно вступил в эпоху полной безнаказанности.
Для того, чтобы добиться справедливости, прежде всего необходимо чётко осознать природу преступлений, совершаемых Россией. Международное сообщество до сих пор – уже три года с начала полномасштабной войны – пытается дать юридическое определение тому, ради чего Путин вторгся в Украину. Уже выдвинуты обвинения по делам о пытках, насильственной депортации детей, обстрелах гражданских объектов и инфраструктуры. Ведутся попытки создать трибунал по делу о „преступлении агрессии“. Но ни одно из этих разбирательств не раскрывает сути масштабного плана Путина. Россия стремится не просто захватить украинские территории. Её задача – уничтожить саму независимую украинскую идентичность и насильственно превратить украинский народ в подчинённое, сломленное сообщество, которое будет воспринимать себя лишь частью так называемого „русского мира“.
Это происходит повсеместно на временно оккупированных территориях. Украинские музеи и библиотеки подвергаются разрушению. Детей избивают за ношение национальной символики. Учителей пытками заставляют преподавать по программе, которая фальсифицирует и умаляет украинскую культуру и историю. Чтение украинских учебников по истории грозит лишением свободы на пять лет, а родителей лишают прав, если их дети продолжают учиться по украинской образовательной программе онлайн. Украинских священнослужителей похищают, пытают и убивают.
Попытка уничтожить право Украины на собственную идентичность – это то, чем веками занимались сначала российские цари, а затем советские власти. Украинцы называют это „индоктринацией“, „промыванием мозгов“ и „культурным геноцидом“. Если мировое сообщество не сможет привлечь Россию к ответственности за этот масштабный тоталитарный эксперимент по социальной инженерии, то справедливость так и не восторжествует. Это будет означать, что те, кто причастен к „культурному геноциду“, не будут наказаны, а пострадавшие от него люди – будут оставлены со своими травмами наедине.
Однако здесь возникает серьёзная проблема: ни „индоктринация“, ни тем более „промывание мозгов“ не являются юридическими терминами. Конвенция о предотвращении геноцида 1948 года вообще не упоминает уничтожение культуры. В её определении геноцид – это исключительно физическое истребление групп людей. Чтобы заполнить этот пробел в международном праве, сначала необходимо понять, откуда он возник. И в этой истории немалую роль сыграли сами демократии, включая Швецию.
«Вечно жить в грехе перед историей»
Когда Рафаэль Лемкин, автор самого понятия „геноцид“, разрабатывал свою теорию в 1940-х годах, он включил в нее и понятие „культурного геноцида“ как её неотъемлемую составляющую. Лемкин опирался на собственный опыт анализа политики Советского Союза, который в 1920–30-х годах пытался уничтожить независимую украинскую идентичность. Он определял геноцид как „скоординированный план различных действий, направленных на разрушение жизненных основ национальной группы с целью уничтожения самой группы“. При этом он подчёркивал, что геноцид включает в себя не только физическое уничтожение, но и „разрушение политических, культурных, языковых, религиозных и социальных институтов“.
Справка The Lithuania
Рафаэль Лемкин родился в 1900 году в еврейской семье в Гродненской области на территории Российской империи. Окончил торговую школу в Белостоке, затем изучал филологию и юриспруденцию в Львовском университете. С 1929 года жил и работал в Варшаве. В 1941 году эмигрировал в США.
Лемкин не считал национальные группы чем-то неизменным или вечным — для него это были „семьи разума“, способные со временем исчезать, трансформироваться или создаваться заново. Сама по себе идея „перевоспитания“ не вызывала у него осуждения. Геноцид, с его точки зрения, начинался тогда, когда одна группа насильственно навязывала свой „национальный или расовый образец“ другой.
В ранних проектах Конвенции ООН о геноциде 1948 года Лемкин прямо использовал термин „культурный геноцид“. Он перечислял конкретные методы: запрет на использование родного языка в быту и школах, уничтожение или ограничение доступа к библиотекам, музеям, учебным заведениям, памятникам, религиозным святыням и другим учреждениям и объектам, имеющим культурное значение для угнетаемой группы. Иными словами, он описывал именно те методы, которые Россия сегодня применяет на временно оккупированной украинской территории.
В понимании Лемкина геноцид был прямым продолжением политики колониализма. Когда в Париже начались обсуждения Конвенции ООН, он надеялся заручиться поддержкой делегаций африканских стран, чьи народы веками становились жертвами геноцидальных практик со стороны европейских держав. Лемкин рассчитывал, что, заручившись их поддержкой, он сможет склонить к принятию Конвенции и западные демократии, стремившиеся закрепить за собой моральное лидерство в вопросах прав человека после Второй мировой войны.
Однако Лемкин просчитался. Делегации Франции и Великобритании, то есть стран, всё ещё владевших колониями в Африке, опасались, что признание „культурного геноцида“ может бросить тень на их собственную политику. США волновало, что это определение поставит под вопрос их отношение к коренным народам. А Канада и Швеция и вовсе дали указание своим делегациям не поддерживать никаких формулировок, которые могли бы быть использованы для критики их собственной внутренней политики в отношении коренных народов.
В результате в финальном тексте Конвенции определение геноцида касалось исключительно физического истребления. Для Лемкина это стало тяжелым ударом. В своих мемуарах он с горечью писал: делегаты подписали документ, позволяющий им „вечно жить в грехе перед историей“, игнорируя „жизни целых народов“.
Контроль над умами
Сегодня переписать Конвенцию о геноциде практически невозможно. Трудно представить себе дипломатический процесс, который заставил бы государства-члены пересмотреть и заново подписать этот документ. Однако юристы из The Reckoning Project – неправительственной организации, расследующей военные преступления, соучредителем которой я являюсь, – ищут правовые инструменты, чтобы привлечь Россию к ответственности за целенаправленное разрушение украинской идентичности.
Один из возможных путей – использовать существующие положения международного права о подстрекательстве к геноциду. По ним можно попытаться привлечь к ответственности пропагандистов, которые используют риторику дегуманизации и открыто призывают уничтожать людей на оккупированной украинской территории. Кроме того, правовая оценка может касаться и тех, кто несёт ответственность за насильственную милитаризацию украинских детей и подростков – привлекает их к участию в войне против собственного народа. Подобные действия противоречат международному праву, которое запрещает оккупационной власти принуждать местное население „к участию в военных операциях против своей страны“.
Однако, как отмечает Цветелина фон Бентем, юрист The Reckoning Project, запреты в международном уголовном праве лишь частично охватывают суть несправедливости, связанной с принудительной индоктринацией. „Проблема заключается не только в подстрекательстве к насилию или физическом воздействии на людей, но и в лишении их способности самостоятельно мыслить и критически воспринимать реальность. Это и есть основная несправедливость: контроль над умами, который отнимает у человека право на собственный взгляд и суждение“, – считает Цветелина фон Бентем.
Для более комплексного подхода необходимо выйти за рамки исключительно международного уголовного права и учесть правозащитное законодательство, где ответственность возлагается непосредственно на государство.
Так, запреты на украинские учебники, наказания за обучение по украинской программе и ограничения на распространение не российских медиа прямо нарушают право на свободу выражения мнения. Это право защищает возможность свободно получать и распространять информацию. Однако оно не охватывает в полной мере ситуацию, когда людей вынуждают принимать новые идеи и мировоззрение под давлением. Право на сохранение идентичности – часть Конвенции о правах ребенка, которая включает в себя право на сохранение культурной, религиозной и политической идентичности. Но эта Конвенция касается только детей и не совсем касается вопроса давления для контроля над сознанием населения в целом.
По мнению ван Бентем и её коллег, „свобода мысли“ – право, закрепленное в статье 18 Международного пакта о гражданских и политических правах наряду со свободой совести и свободой религии, – это именно то, на что нацеливается Россия на оккупированных территориях.
Юристы нередко называют свободу мысли „забытой свободой“ из-за её слабой правовой проработанности и редкого упоминания в судебной практике. Однако в своём докладе 2021 года Специальный докладчик ООН по вопросам свободы вероисповедания и убеждений Ахмед Шахид обратил внимание на её актуальность. Он определил свободу мысли как защиту всех форм „внутренней умственной активности, включая размышления, воображение, убеждения, рассуждения, воспоминания, желания, чувства, вопросы и стремления“. Шахид подчёркивал: сложнее всего разграничить допустимое и недопустимое влияние на мышление человека. Ведь мысли людей постоянно подвергаются внешнему воздействию: родители стараются убедить детей в пользе здорового питания, компании привлекают покупателей яркой рекламой, а политики с помощью тактики „подталкивания“ формируют общественное поведение.
По его словам, главное отличие между допустимым убеждением и нарушением свободы мысли – в использовании принуждения для изменения взглядов человека. Речь идёт о таких мерах, как „угрозы насилием или уголовным преследованием, а также о создании препятствий для получения образования, доступа к медицинским услугам, трудоустройству или участию в общественной жизни“. Всё это вполне точно отражает тактику, которую Россия применяет на временно оккупированной территории Украины.
Однако атаки на свободу мысли не всегда сопровождаются прямыми угрозами или физическим насилием. Как подчёркивает ван Бентем, „нападения на свободу мысли могут быть откровенно принудительными, но нередко они проявляются в более скрытой форме – в виде системы интеллектуального контроля. Построенная на политическом превосходстве, она позволяет манипулировать человеком, вынуждая его мыслить определённым образом, при этом лишая его возможности осмысленно, критически воспринимать этот процесс“.
Универсального способа привлечь Россию к ответственности за её „культурный геноцид“ не существует. Однако можно выстроить многоуровневую систему ответственности – от уголовных дел против причастных к организации и руководству военизированными молодёжными группами и до международных исков против самой России в структурах ООН или Международном суде – по делам о нарушении свободы мысли или посягательства на права ребёнка.
На протяжении веков имперские державы уходили от ответственности за насильственную идеологическую обработку и подавление идентичности захваченных народов. Отстаивание суверенитета Украины сегодня – это шанс создать прецедент, который позволит положить конец этой практике и окончательно подтвердит: эпоха колониальной безнаказанности в Европе завершена.
Текст был подготовлен в сотрудничестве с Реконинг Проджект (The Reckoning Project) – международной командой журналистов и юристов. Проект документирует, освещает и собирает доказательства для расследования военных преступлений.
Оригинал публикации на сайте Dagens Nyheter
Наш телеграм-канал The Lithuania Литва — ваш оперативный и информативный гид по стране.
Темы
россияВладимир ЗеленскийЛитвавойна в Украинедепортацияидентичность
Оставить комментарий
Читать комментарии
Читайте также новые расследования редакции:
Максим Викторович Шкиль, украинский предприниматель, замешанный в коррупционных связях